Белые пешки - Екатерина Звонцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кирилл, не… – он потянулся навстречу. Пришлось собрать силы, чтобы отпрянуть.
– Вы в городе еще пригодитесь. И наденьте, ради всего святого, респиратор.
Мальчик-крыса не был храбрым по-настоящему, и в ту ночь он это понял. Он боялся, ужасно боялся, что родители получат назад только труп. Что золотой лев, и белая кошечка, и медовая куница, и все остальные вообще не будут знать подробно о том, что с этим трупом произошло. Одно радовало: что девочка-хорек сегодня много-много работает и вернется поздно. А может, решит сразу отправиться на пляж, чтобы разбивать грудью шторм. Поэтому он улыбался крысе-страннику, как мог, хотя видел теперь только его золотисто-карие глаза. Не похожие больше ни на чьи глаза в мире.
Он проснулся ближе к одиннадцати вечера, умирая от жажды, но выпить воды уже не смог. Она сразу пошла назад, задушил кашель, и Кирилл буквально вжался в стену, повторив Рею то, что и днем:
– Не приближайтесь лишний раз, мало ли.
Как бешеное животное, которое само осознает, что у него большие проблемы, и из последних сил вешает на шею табличку «Не гладить, не кормить». Рей вряд ли сидел рядом все это время; наверняка выезжал поработать хотя бы на пару часов, но сейчас казалось, что с первого чудовищного пробуждения Крыса он даже позы не менял. Низко опустил голову, занавесился волосами, сцепил руки. Острый запах ментола, смешанный с химозой, продолжал витать в воздухе.
Противовоспалительная мазь, задействованная вовремя, иногда купировала абсцессы, иногда нет. От едкой вони из уголка глаза Кирилла потекла слеза. Он вдохнул в очередной раз – и в груди закипело, точно кровь пыталась разорвать сосуды. Рей, больше не слушая приказ не приближаться, протянул руку и провел по горлу Крыса. Тот скривился от боли, поймал скрытую перчаткой руку и удержал в своей – ничего не мог сделать, проигрывал бой с самим собой. Смуглая ладонь тут же сжалась в ответ.
– Знаю. Распухают.
– Кирилл, я… – но у него, конечно, не было слов. Он понимал: Кирилл – не Кристин, которой становилось спокойнее, стоило серьезному взрослому доктору подарить ей улыбку.
– Мы сто раз уже видели. Главное… – В замке задребезжал ключ. – Поздно.
Мальчик-крыса сразу, привычно, почувствовал свою девочку-хорька всем сердцем. Ведь они даже по-настоящему влюблены никогда не были, скорее понимали, что им с их странными нравами влюбляться особенно не в кого. Так почему не держаться друг за друга до лучших или до худших времен? Ведь они были не тиграми, мечтающими о дрессировщиках; не сомами, ищущими надежное днище корабля, и не хрупкими ползучими розами, нуждающимися в оградах. Они были крысой и хорьком. Они просто знали, что вдвоем веселее. Интереснее. И реже бывает холодно. И теперь, даже находясь порознь, всегда чувствовали, когда кто-то из них замерзал.
Марти стояла в дверях. В правой руке она сжимала красный зонт, с которого стекала вода, а в левой – непонятно откуда взявшийся кожаный чемоданчик. Она подошла и опустилась рядом с Реем. Бледная как смерть. Куда мертвее Крыса. Тот заметался почему-то взглядом по ее волосам. Мокрые? Сухие? Но понять он не успел: Марти расплылась перед глазами, остался только ее звенящий голос.
– Почему ты не сказал?
– Как ты узнала? – эхом отозвался Рей. Они говорили на «ты». Как-то так сразу повелось.
– Ну я же ведьма.
Она что, серьезно ему так сказала?
Да, видимо, сказала. Потому что он пробормотал:
– Тогда нам нужно чудо. Я не понимаю, по какому сценарию пойдет его болезнь, но температура не сбивается. И забирать его не хотят. Потому что дышит сам.
Что-то тихо задребезжало у кровати.
– Рей… ты мультик про Балто смотрел?
Крыс едва не рассмеялся: сразу понял, о ком речь. Не понимал только: как? Но горло словно было заполнено толченым стеклом. Ни смех, ни слова оттуда не вырывались.
– Кирилл? Кирилл! – Его, кажется, взяли за плечи, ему, кажется, начали щупать лоб. Приложили к груди то ли руку, то ли стетоскоп. – Как у него сердце колотится, это нормально?!
Он попытался уцепиться и за ее руки, как цеплялся за руки Рея, но не успел.
– Да… да… мы живем в мире, где ненормально все. Сердце – еще не самое страшное.
Но оно разрывалось. Это оказалось чертовски тяжело – воспринимать себя как комплект запчастей: все эти нейроны, лейкоциты, тромбоциты. Еще тяжелее – думать, что каждая из запчастей все понимает и боится даже больше, чем ты сам. Лежать и ощущать, как из тебя уходит жизнь. Знать, что внутри сгорают тысячи клеток, а другие тысячи пытаются что-то сделать – и каждая мыслит, осознает. Вопит о помощи голосом, который ты просто не слышишь. Ты – мир, в котором творится Апокалипсис. В тебе умирают страны. Города. Улицы. А надежда на спасение совсем мала.
Мальчик-крыса знал, что золотой лев не только верный друг, но и ученый. Поэтому еще когда мальчик-крыса и девочка-хорек застряли, золотой лев всеми правдами и неправдами вытребовал себе кровь больных. Он перестал спать ночами – так много работал – и в конце концов у него все-таки получилось. Он сделал сыворотку против «приморской птички», проверил ее на нескольких животных, а потом… потом девочка-хорек потеряла с ним связь, так что не знала, на каком животном цепочка оборвалась и оборвалась ли. Но когда она приехала, чемоданчик в ее руках полон был крошечных ампул с янтарной жидкостью.
– А на людях? – тревожно спросил ее крыса-странник. – И вообще-то, как эта сыворотка к тебе попала? Меня никто не уведомлял, что какие-либо ученые нам что-то пришлют.
– Я ведьма, – весело повторила девочка-хорек.
Ее глаза были полны страха и безумия.
Рей согласился, только когда после полуночи так и не удалось сбить температуру. Кирилл не боялся, сложно сказать почему. Так верил в Левку? Левка правда был умным, не поспоришь, но дело не в уме. Скорее он очень ответственно и глубоко копал там, где за что-то брался, и из всех препаратов, не прошедших полные клинические испытания, Крыс, наверное, согласился бы пробовать на себе только его разработки.
– Не переживайте, – попытался он ободрить Рея, снова устало опустившегося
