И телом, и душой - Екатерина Владимирова

Максим бы рядом с ней. Но какой одинокой и брошенной она себя ощущала!

Сердце разрывалось от слез, а в груди расползлась давящая боль, сковывая тело терновыми путами. Хотелось плакать. Громко, в голос, навзрыд. Хотелось кричать, ругаться, биться в истерике, — что угодно, только не молчать, только не терпеть, только не прощать. Вновь! Хотелось отодвинуться от мужа и застыть, сжавшись комочком, на другой половине кровати, пытаясь заглушить саднящую боль в груди.

Он вновь пришел от любовницы, от очередной любовницы. И она вновь почти ничего не смогла сделать.

Как много было женщин в их жизни за эти пять лет?! Если бы Лена считала, то сбилась бы со счета, хотя точно могла назвать дату, когда все началось.

Осенью. 15 октября.

«Скоро юбилей…» с горечью подумала девушка и зажмурилась сильнее.

Он не всегда изменял, не постоянно. Но женщин было много, — всегда разных.

А отвратительный, удушающий аромат цитрусовых его вчерашней любовницы наполнял легкие Лены ядом даже сейчас. В горле встал режущий ком, вызывая кашель.

Она не сдержалась вчера, — не смогла, устала терпеть. Впервые решилась, осмелилась высказать свой протест. Протест, который должна была высказать много лет назад. Тогда, когда все это началось. Даже, наверное, раньше. Тогда, когда девять лет назад Максим после разговора с отцом позвонил ей и попросил о встрече. Ей тогда еще нужно было отказаться, воспротивиться, возмутиться. Нужно было еще тогда бежать, куда глаза глядят. Но она не смогла. Она слишком сильно его любила. Она любила его и сейчас, разве нет?… Отчаянно, безрассудно, безумно любила, несмотря ни на что. Но той вины, что она ощущала все эти годы, что ощущала девять лет назад, уже не было. Была другая вина. ЕГО вина. И ОН должен был молить о покаянии.

А она… Что она еще могла, кроме как воспротивиться хотя бы сейчас?! Тому унижению, на которое он ее обрек?! Той вине, которую повесил на нее, как ярлык?! Той бесцеремонности, с которой он раз от раза уничтожал ее?! Той незаслуженной обиде, что вылил на нее ушатом горячей воды?!

Он вновь унизил ее вчера. Так больно. И так обидно.

Зачем он так поступил? Бесчестно и несправедливо по отношению к ней?! В годовщину смерти ее бабушки! Поехал к очередной любовнице.

Важные переговоры, черт возьми! С КЕМ?!

Хотелось хохотать и плакать одновременно. От этой гнусной лжи. Оттого, что она всегда знала правду.

Лена не выдержала, просто не смогла сдерживать себя. Лопнула струна терпения и немого молчания, пролились через край горечь и обида, таящиеся в глубине ее души много лет, и вызывая поток горячих обвинений и острых угроз.

Вспомнилось все. Годы одиночества и пустоты, раздирающий кошмар, в эпицентре которого она стояла совершенно одна, боль, вина, череда измен и предательств. Не выдержало, сломалось, разбилось… Устала.

Да, она его провоцировала. Нарочно, неосознанно, интуитивно, защищаясь, стараясь уязвить и задеть за живое. Она бы не смогла ему изменить. Это он мог, а она — нет. Слишком чистая и правильная для того, чтобы пятнать себя изменой, она могла лишь бросать на ветер угрозы, которые никогда не привела бы в исполнение. Но все эти пустышки подействовали на него, как красная тряпка на быка.

Она и не предполагала, что он может ТАК разозлиться. Он НИКОГДА раньше не принуждал ее к близости, НИКОГДА не призывал ее ответить на страсть. Но вчера… Словно тигра выпустили из клетки. Он набросился на нее. Он твердил лишь одно: она принадлежит ему, никто и никогда не посмеет ее у него отнять, она — ЕГО. Он просил, нет… он требовал подтверждения ее любви!

Он почти вынудил ее прошептать признание. Не вернув его своего…

Но как странно устроено женское сердце, черт возьми! Ей хватило и того мимолетного порыва, когда он, как сумасшедший твердил, что она принадлежит ему, чтобы растаять и потерять голову. Не поверить, но вновь, хотя бы на мгновение, утешить себя иллюзорной надеждой на то, что он тоже любит ее.

Но почему он так поступил с ней?! Пытался усмирить? Доказать свою правоту, которой она все равно не поверит? Уверить и себя в том, что говорит правду? Принудил ее к близости, заставил ее признаться, что он по-прежнему необходим ей, что она любит его? Зачем нужны эти признания?! Нужны ли они вообще?!

Она засыпала с этими мыслями, с этими мыслями она и проснулась.

А когда решилась-таки открыть глаза, Максим тихо пожелал ей доброго утра и улыбнулся, поцеловав в щеку. Она ответила ему вымученной улыбкой и снова закрыла глаза.

Какой-то странный, необычный блеск в синеве его взгляда. Разочарование?… Боль?… Раскаяние?!

Он коснулся прядей ее волос кончиками пальцев и нежно заправил локоны за ухо. Поцеловал еще раз, короткими поцелуями пробежавшись вдоль виска к губам, и встал с кровати.

Теперь Лена почувствовала себя поломанной и выброшенной. Как игрушка, как кукла…

Они почти не разговаривали утром. Позавтракали, едва ли сказав друг другу десяток слов, скупо простились на пороге, когда он уходил на работу, коротко поцеловались…

И казалось, что то, что надломилось прошлой ночью, уже не станет целым. Что-то сломалось навсегда.

А во второй половине дня раздался телефонный звонок.

Лена встрепенулась, устремив неуверенный взгляд на телефон.

Максим?… Она бы не удивилась, будь это звонок от него.

Но нет, это не он. Она знала, что это не муж. Не он, другой мужчина…

С гулко бьющимся сердцем, девушка подняла телефонную трубку.

— Да?

Почему так дрожит голос?… И вместе с тем, почему уголки губ приподнимаются в улыбке?…

— Лена?

Горячие тиски, сковавшие сердце, разжались, позволяя ей вдохнуть полной грудью.

— Андрей, — выдохнула она с облегчением. Свой, родной человек. — Я… очень рада тебя слышать.

И хотя она не видела, но точно знала, что он улыбается. Казалось, она даже могла представить, как светятся его зеленые глаза. В груди потеплело.

— Как ты?… — проронил Андрей, тяжело выдохнув.

Наверное, он не об этом хотел спросить, и Лена интуитивно знала это.

— Я… хорошо, — проговорила она, опускаясь в кресло. — А как ты?

— Тоже хорошо, отлично, — слишком поспешно выдал мужчина и запнулся. — Мы подписываем контракт…

— Да, я знаю, — коротко ответила девушка, радуясь лишь звуку его голоса и дыханию в трубку телефона.

— Конечно…

Повисло неловкое молчание. Странное и глубокое молчание, которое, тем не менее не давило ни на нее, ни на него. Легко, несмотря на то, что произнесено было лишь несколько слов. Легко и свободно.

Почему именно с ним ей так легко?… Даже молчать с ним — легко?…