За Гранью. Книга первая - Литта Лински

И не осталось никого, кто смог бы его поддержать. Самые дорогие люди предали. Нейри по-прежнему избегает общения со старшим братом, а Лотэсса и вовсе сбежала под крылышко к Дайрийцу, пожри Изгой их обоих. Конечно, есть еще Шафира, но даже эта жалкая женщина не выражала ни капли сочувствия. Жена вела себя почтительно-равнодушно, явно избегая общества венценосного супруга, и общаясь с ним лишь по мере необходимости. Может, Нейри рассказал ей о разводе, который планировал Йеланд. С него станется! Братец проявил себя той еще змеей.

И вот теперь король величайшей страны мира страдал от одиночества, покинутый всеми: братом, любимой, Изгоем. На самом деле именно предательство последнего ранило сильнее всего. И не потому, что Изгой был королю дороже той же Лотэссы, а потому, что только с его помощью Йеланд мог править и чувствовать себя великим королем, а не жалким ничтожеством. Но Странник откровенно заявил, что преследует лишь свои цели, а на Йеланда и его планы ему плевать. И все пошло прахом: величие, триумфальный захват Дайрии и возвращение строптивой Лотэссы…

— Ваше величество, — голос камердинера вырвал Йеланда из бездны тоскливого отчаяния. — Вам пора собираться на… — он замялся, — на торжественное зрелище.

— Да уж, зрелище, — пробурчал король. — Могли бы обойтись и без меня.

Камердинер, естественно, молчал, не считая себя вправе давать монарху советы. Но при этом он не двигался с места, держа на вытянутых руках парадный красный камзол, расшитый золотом. Йеланд с тяжким вздохом отдал себя в руки слуги и его помощников. А пока его одевали и причесывали продолжал упиваться жалостью к себе.

Площадь Тысячи Огней была заполнена народом. Горожане так же толпились на крышах и балконах окрестных домов, высовывались из окон. Всем хотелось полюбоваться на конец гадючей троицы. Всем, но не тому, кто вынес приговор. Король, сидя на возвышении в окружении главных сановников, переводил взгляд с одного на другое, старательно обходя глазами помост, выстроенный для казни. Осужденных еще не было. Йеланд разрывался между желаниями никогда не видеть этой казни и увидеть ее поскорее, чтоб все наконец закончилось.

И вот они появились. Мертона, Падда и Сворна везли в закрытой карете. Кое-кто из советников убедил короля, что негоже подвергать столь родовитых людей дополнительному унижению, заставляя проехаться по улицам в телеге и убогих одеяниях, как обычных преступников. Ладно уж, пусть последний раз прокатятся в карете и щегольнут перед толпой в черных камзолах. Йеланд почувствовал себя милосердным, а великодушие, что ни говори, признак величия. Остается надеяться, что его благородный жест оценят и придворные, и толпа.

Впрочем, толпа явно не горела снисходительностью к осужденным. Стоило им выйти из кареты, как в них полетели тухлые яйца, овощи, и даже камни и нечистоты. Да уж, народ шибко не любил всесильных фаворитов. Ну что же, будут больше ценить короля, лишившего их власти, а теперь и жизни. Нет сомнений в том, что это следовало сделать.

Между тем, троицу возвели на плаху и стали зачитывать приговор. Король по-прежнему отводил глаза, боясь встретиться взглядом с кем-то из обреченных. Они, конечно, были далеко, но лучше не рисковать. Не хватало еще навеки запечатлеть в памяти гневные или страдающие взоры, обращенные к нему. Он поступил правильно, избавив Элар и себя от этих кровососов. Если бы можно было так же избавиться от последствий тех решений, что они навязали.

Йеланд обернулся и с ненавистью посмотрел на жену, которая прятала лицо под вуалью и нарочито отворачивалась от зрелища внизу. Шафира просила позволения не присутствовать на казни, но король не позволил. Нет уж, пусть любуется на конец тех, кто посадил ее на эларский трон в обмен на тарнийские кредиты.

А вот Нейри не стал спрашивать разрешения и просто не пришел. Он теперь вообще поступал, как заблагорассудится и вел себя так, будто старший брат перестал быть его королем. Ну ничего, вечером Йеланд вызовет брата к себе и заставит его заговорить. Или гордый принц отправится в ссылку. Вот было бы чудно, если бы за компанию мог выслать из столицы Шафиру, столь любезную его дерзкому братцу. Эти двое так хорошо спелись, что им следовало бы пожениться. И почему гадючья троица навязала тарнийскую принцессу ему, а не Нейри? За одно это их следовало бы казнить.

Жгучая ненависть пересилила страх и отвращение, и король решился наконец взглянуть на помост. Мертон был смертельно бледен, но держался прямо и гордо, словно бросая вызов тем, кто пришел полюбоваться на его смерть. На миг Йеланд испытал зависть к обреченному врагу. Даже сейчас в Мертоне больше надменности и величия, чем в несчастном монархе, много лет прозябавшем под пятой этого гордеца. Зато двое других приговоренных являли собой куда более жалкое зрелище. Падда так трясло, что стражники с трудом удерживали его, а Сворн и вовсе рыдал.

Непонятно каким образом Сворн проследил взгляд короля и тут же рухнул на колени, простирая руки к монарху. Йеланд поспешил отвернуться. Жаль, что нельзя заткнуть уши, чтоб не слышать пробивающиеся сквозь монотонное зачитывание приговора рыдания и мольбы Сворна и неожиданно громкую и четкую фразу Мертона: «Не унижайся!»

Да когда же это уже закончится?! Право, не стоило заботиться о справедливом возмездии. Чем казнить гадючью троицу перед народом, лучше бы не возвращать их из ссылки, а по-тихому отправить каждого за Грань. Но запоздалые сожаления как обычно ничего не исправят и придется досмотреть этот гнусный спектакль до конца.

Однако как раз смотреть Йеланд больше не собирался. Он вновь принялся осматривать толпу и изучать лица придворных, сидящих рядом. Он удержался и не опустил взгляд даже тогда, когда закончили чтение приговора и воцарилась мучительная тишина, прерываемая лишь рыданиями Сворна. Затем послышался глухой стук, и в толпе поднялся шум. Соседи короля на помосте тоже засуетились.

Пришлось все-таки глянуть вниз. Оказывается Падд рухнул на помост без чувств. А Мертон тем временем уже возложил голову на плаху, наверняка, нарочно повернув ее так, чтоб смотреть на короля и его приближенных. И чтоб заставить их смотреть на себя. Йеланд всей душой желал отвести взгляд, но почему-то не мог.

Время тянулось мучительно медленно, как тягучий мед. А король чувствовал себя мухой, увязнувшей в меду. Солнцу неизвестно за какими демонами понадобилось выйти из-за туч именно в этот момент. Яркий солнечный луч, отразившись от лезвия занесенного топора, разбросал по помосту блики. Топор опускался на шею жертвы бесконечно долго. Так по крайней мере казалось Йеланду. Королю стало дурно. Должно быть, хуже себя чувствовал только сам Мертон и те, кому предстояло последовать за ним.

Но всему приходит конец, и топор наконец отсек голову надменного гордеца. Йеланду казалось, что он слышит ужасный хруст костей, хотя сидел он на изрядном расстоянии. Кровь брызнула во все стороны, толпа сначала подалась немного назад, но через мгновение восторженно взвыла, приветствуя смерть своего недруга. Голова Мертона покатилась по помосту, палач остановил ее, подставив ногу, затем взял за волосы и поднял на обозрение толпе. Народ издал повторный вопль, от которого у короля заложило уши.