Баязет - Валентин Пикуль

Поверьте — не могу.

— Но это нечестно, барон! — заметил Евдокимов. — И простите: совсем на вас не похоже.

— Да я признаю, что это нечестно. — Клюгенау низко опустил голову; он был без фуражки, и Карабанов заметил среди редких волос розовую проплешину. — Я всю жизнь, — продолжал барон, — стремился быть честным. Позвольте же мне, господа, хоть раз в жизни быть подлецом. Но принести к порогу этой женщины горе — я не в силах. Как хотите! ..

Клюгенау, не поднимая головы, молча отступил в тень. Штоквиц скатал жеребьевочные бумажки между ладоней. Побросал их на дно своей пропотелой фуражки.

— Кто первый, господа? — спросил он. — Не хотите ли вы, Карабанов, стакан лафиту? ..

Первому в таких случаях всегда везет, и Карабанов, не долго думая, сунул руку в ворох бумажек. Развернул свой жребий, тихо удивился:

— Дальше можете не тянуть… Какие вы все счастливые, господа! ..

11

Три дня подряд, с шестого и до восьмого июня 1877 года, в Баязете шла армянская резня, устроенная турками. В крепости спасались лишь немногие, большая часть армян осталась в городе, рассчитывая на милость победителя… Хотелось бы закрыть глаза, но все-таки прочтите, что писал очевидец: «На глазах всего гарнизона резали мужчин, женщин, детей, еще живыми их кидали в огонь горевших домов. Весь город объяло пламенем, раздавались стоны, плачи, мольбы. Гул орудий и выстрелов носился в воздухе. Кровавая картина представляла какой-то адский шабаш, бойню людей, варварский пир… Горсть русских солдат, запертая в маленькой цитадели, с отчаянием взирала на эту картину, чувствуя свое бессилие помочь истерзанным армянам. Многие солдаты горько плакали, иные бросались очертя голову в этот кошмарный омут огня и крови, чтобы вызволить несчастных от резни, и там они погибали сами».

Сохранился рисунок тех лет: окутанная дымом выстрелов, Баязетская цитадель величаво высится на вершине неприступной скалы; над башнями минаретов развевается русское знамя; солдаты стоят вдоль фасов с разинутыми в крике «ура» ртами, а толпы турок в ужасе скатываются под откос, бросая оружие.

Все это очень красиво, но — неверно…

Что такое Баязет? Верное понятие о нем дают не рисунки, а планы. Рыцарскую романтику средневековых замков, огражденных подъемными мостами, следует сразу же отбросить. Два тесных захламленных двора, окруженные зданиями, и один — третий двор, окружающий редут, — все это опоясано каменной стеной, опутано узкими переходами, снабжено люками и подземельями, — вот что такое Баязет!

Мы знаем, что ворота в цитадель уже закрыты. Пусть читатель извинит нас за неумение приукрашивать, но теперь единственный выход из Баязета наружу был через отверстие отхожего места с северной стороны. Это нехорошо припахивает, но зато правдиво.

Впредь, чтобы пощадить читателя, мы будем называть этот выход амбразурой.

— Капитан, — приказал Пацевич, — я пойду сейчас немного вздремну, а вы следите, чтобы никто не выбирался из крепости.

Мы и так потеряли сегодня больше половины всего гарнизона!

— Хорошо, — покорно согласился Штоквиц, чтобы не спорить с полковником, и, поощряя смельчаков, стал смотреть на одиночные вылазки сквозь пальцы, словно не замечая нарушения приказа.

Казакам сверху было видно, как ползают перед входом в крепость солдаты, согнувшись в три погибели, перебегают среди вещей, отыскивая нужное для себя; казаки громким шепотом покрикивали вниз:

— Правее возьми, правее… Там, кажись, мешки с чем-то…

Эвон за горушкой блестит что-то… Веревку прихвати, сгодится…

Вороватые турки тоже ползали среди вещей, и в ночи часто вспыхивали короткие схватки, беглая стрельба, потом снова все стихало; набрав патронов, солдаты возвращались в крепость: нл смену им, решив попытать счастья, выползали в темноту амбразуры другие.

Откуда-то из темноты выступила громоздкая артиллерийская лошадь с оторванной нижней челюстью, помахивая хвостом и неся на спине казенную сбрую, тоже подошла к огню. Сбрую с нес тут же сняли, погладили несчастную кобылу, сообща пожалели.

— Животная, — плачуще сказал Кирюха Постный, — вот ведь:

как человек, на людях помереть хочет…

Спать в эту ночь никто не ложился. Усталость заглушалась чувством самосохранения. Ожидание повторных нападений, неизвестность замыслов коварного врага, невозможность уплотнить цепи стрелков, лежавших на крышах и стенах, — все это дисциплинировало людей.

Люди, не нашедшие себе места, всю ночь блуждали по крепости, останавливаясь возле каждой ячейки, — Братцы, — молили они, — может и меня приспособите?

— Иди, нас и без тебя уже трое.

— А вы потеснитесь, братцы. Я хорошо стреляю.

— Ну вставай, коли так…

Штоквиц в эту ночь полюбился Клюгенау своим спокойствием и рассудительностью.

— Знаете, барон, — сказал капитан, лаская своего котенка, — я уже не комендант крепости. Это смешно, конечно, но теперь мы все коменданты. Нам, офицерам, осталось одно: довериться мужеству гарнизона…

Среди ночи, когда люди уже немного успокоились, разразилась густая пальба пачками. Пацевича разбудили, он выскочил наверх вместе со всеми.

— Ватнин, — позвал он в темноте, — или Карабанов? .. Кто здесь, казаки? Что у вас тут происходит? ..

Стрельба нарастала где-то в стороне от цитадели, и это казалось странным; казаки сразу же бросили таскать камни — взялись за оружие, Скоро выяснилась и причина стрельбы: рыская в поисках добычи вокруг крепости, турки лишь случайно наткнулись на отряды милиции, скрывавшейся возле брошенных казачьих казарм, и бой разгорелся на глазах осажденных.

— Ваше высокоблагородие! — раздались крики. — Велите открыть ворота… Перебьют ведь милицию! ..

— Ватнин, голубчик, — обратился Пацевич к сотнику, — скажите, можно ли открыть ворота?

Назар Минаевич поднялся с крыши, свинцовый настил похрустывал под его тяжелым шагом.

— И пусть орут, — сказал он. — Теперича нельзя, Адам Платонович… Ежели прорвутся к нам. тогда другое дело. И то ворота, на мой смысл, открывать не надобно.

Потресов удачно осветил небо фальшфейерами, и мутный дрожащий свет вырвал из темноты низкое серое здание конюшен, где укрылись милиционеры. Неистовое желание помочь эриванцам вызвало со стороны казаков ответную стрельбу.

— Бей, ребята, пока не погасло, — кричал вахмистр, — точнее целься!

Ракеты, шипя и разбрызгивая искры, скоро погасли, и тогда из мрака послышался рев человеческих голосов. Началась рукопашная:

до крепости Баязета теперь долетали лязганье скрещенных сабель, истошные вопли, крики борьбы и тупые, как удары в ладоши, одинокие выстрелы пистолетов.

— А я бы пошел, — заявил Евдокимов. — Охотников можно набрать. ..

— Все пойдем, все! — снова заорали казаки, но Ватнин остановил их: