Гонка за Нобелем - Брайан Китинг

Несомненно, найдутся люди, которые спишут мою критику современного нобелевского института на «эффект кислого винограда». Могут даже найтись доброжелатели, которые скажут: «Вместо того чтобы писать о проблемах Нобелевской премии, лучше бы этот парень больше занимался наукой, чтобы завоевать ее». Возможно, они правы. Но само по себе осмысление этих вопросов уже избавительно, оно открывает будущие горизонты экспериментальной космологии за рамками нобелевского агностицизма, космологии, свободной от стокгольмского синдрома, сколь бы безобидным он ни казался. Наука — вот главная награда за все труды, и награда поистине Божественная.

Потрясение, которое испытал Альфред Нобель при чтении собственного фальшивого некролога, не только переломило к лучшему его собственную судьбу, но и стало настоящим подарком для будущих поколений. Это был такой же дар судьбы, какой получил 40 годами ранее Эбенезер Скрудж, герой повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь» (1843): столкновение со смертью привело его к перерождению. Альфред умер бездетным, оставив единственного наследника — именную премию. Приз обессмертил имя Нобеля, неразрывно связав его с наукой, литературой и стремлением к миру, сделав фактически синонимом тех титанических достижений, которые отмечает эта награда. Призыв перековать мечи на орала. Один человек. Одно ви́дение. Вечность.

Соприкоснувшись с Нобелевской премией, я осознал, что завещание Альфреда было тем, что на иврите называется цаваат — «духовное завещание». Духовные завещания оставляли известные личности, обычные люди и сам Иисус{1}.

Духовное завещание — это отчасти автобиография, отчасти послание потомкам. В отличие от обычного завещания, содержащего распоряжения об имуществе, духовное завещание передает наследникам, биологическим и идеологическим, бесценный капитал в виде накопленной мудрости. Часто бенефициаром духовного завещания является и сам автор — еще одно разительное отличие от обычного завещания. Работая над посланием потомкам, автор может осмыслить собственную жизнь. Это заставило меня задуматься: а каким может быть мое духовное завещание? Какой капитал мудрости я могу оставить своим потомкам? Какие нравственные ценности и ориентиры? Как ученый я начал с изучения первоисточника, а именно первого в истории духовного завещания, содержащегося в Талмуде в трактате под названием «Поучения отцов». Оказалось, что этот трактат был к тому же манифестом подготовки ученых.

Примечательно, что это древнее «родословное дерево» имеет всего пять колен; моя же академическая генеалогия (рис. 62) насчитывает целых 17 колен и восходит к началу 1600-х годов, когда у моего самого раннего академического предшественника появился первый ученик — примерно в то же время, когда Галилео Галилей направил в ночное небо над Падуей свою зрительную трубу.

Совет мудрецов об умеренности суждений практичен: ведь и тебя тогда не будут судить поспешно. С тем, что учитель должен иметь много учеников, я тоже был согласен. Это напомнило мне первый урок Александра Полнарева об этимологии слова «ученый». В русском языке слово «ученый» означает «тот, кого учили» — серьезная ответственность. Но мы, интеллектуалы, должны не просто преподносить факты студентам — мы должны быть достойными их доверия, иными словами, его надо заработать.