Горькая истина. Записки и очерки - Леонид Николаевич Кутуков

представляет чудо современной техники в смысле произведенных инженерами и каменщиками работ: мосты, виадуки, туннели, прорубленные в скалах, чередуются со скоростью калейдоскопа, ибо всё так рассчитано, что, несмотря на горы, вы можете ехать почти, не замедляя ход машины, которая не чувствует ни подъемов, ни поворотов. Кое-где на откосах скал, выложенных каменной кладкой, можно заметить колоссальных размеров надписи-слоганы фашистского режима, замазанные ныне черной краской, но всё же иногда можно прочитать: «Дуче! Дуче! Дуче!». На автостраде — огромное движение, главным образом грузовиков и цистерн.

Вообще повсюду заметна работа, идет строительство, страна не находится в летаргическом состоянии.

В Генуе мы остановились в «Альберго Коломбо». Я спросил служащего, имеется ли возможность поставить машину в отдельный бокс, на что мне было с горькой иронией отвечено, что вот когда-де американцы построят боксы, тогда это и можно будет сделать, а пока что в ожидании этого события, надо ставить машину в общий гараж. И, действительно, вокруг отеля я заметил массовые разрушения, но всё уже расчищено и идут работы по реконструкции. Весь город, тротуары, мостовые, фасады домов до сих пор всё еще покрыты легким слоем строительной пыли, которую разносит ветер с местонахождения разрушенных бомбардировкой зданий. Мы пошли посмотреть город и, тотчас же попали в старинные кварталы с их древними церквями и средневековыми дворцами времен знаменитой Генуэзской республики, этой конкурентки блистательной Венеции в торговле, искусстве и богатстве, когда корабли обеих республик встречались на всех известных тогда морских путях востока и запада.

Особенно кошмарна была в 1943 году бомбардировка с воздуха и с моря, когда потомкам Колумба выпала горькая доля пережить несколько страшных апокалипсических часов. Объятое ужасом население бросилось к своим старинным соборам, отдавая себя под защиту Провидения и думая в то же время, что разбушевавшаяся стихия разрушения пощадит эти бесценные памятники человеческого гения. С невероятным грохотом огромная воздушная торпеда пробивает купол кафедрального собора Сан Лоренцо, падает среди молящихся… и не разрывается, убивая и раня всего лишь несколько человек. Страшно подумать, что бы произошло, если бы адский механизм стального чудовища пришел в движение… Спасенные верующие люди увидели в этом чуде заботливую руку Провидения и вознесли горячие молитвы благодарности Спасителю. В память этого небесного знамения торпеда сия была поставлена около главного алтаря собора, в вечное напоминание о проявленном божественном милосердии.

Нужда в городе бросается в глаза, и американцы, раздавая лиры направо и налево, лишь отворачиваются от зрелища человеческого горя и нищеты — видно в Нью-Йорке они к этому не привыкли. Невольно задаешь себе вопрос, как же может быть устроена сносная жизнь 46-ти миллионов человек, втиснутых в свой гористый итальянский сапог, не имеющий ни нефти, ни угля, ни железа! Лучше и не думать… Одними нескрываемыми красотами страны, памятниками искусства, итальянской песнью и туризмом не проживешь. Кстати, пошли разменять доллары в Америкен Экспресс. При входе нас поймал рассыльный: «Чем могу быть полезен? Вы хотите разменять доллары? Сколько? Что вы делаете? Неужели пойдете в нашу контору? Подождите немного, я сбегаю недалеко отсюда и дам вам хороший курс».

Через несколько минут он принес нам лиры за разменянные доллары на черной бирже.

Дальнейший наш путь протекал уже в сторону французской границы по знаменитому лигурийскому побережью итальянской Ривьеры: море, гроты, пальмы, цветы, экзотические растения… Европейские Майами и Калифорния… Погода стоит великолепная, на небе ни облачка, солнце весьма энергично припекает, но с моря подувает благословенный ветерок, дающий возможность чувствовать себя великолепно и наслаждаться окружающими нас красотами природы.

Мы едем уже двумя машинами вместе в компании богатейших итальянцев, с которыми познакомились в «Альберго Коломбо». Супруги иногда забавно пререкаются в выборе способа путешествия: по морю за ними следует их собственная яхта и они никак не могут сговориться, чему отдать предпочтение — суше или морю. Американцам они с возмущением рассказывают, как их притеснял фашизм, не давая им разрешения свободного вывоза валюты за границу, контролируя их капиталы, регулируя всяческую их инициативу; заполнял все правительственные должности какими-то никому до того неизвестными людьми; запрещал свободу печати, слова, собраний… Благодаря этому самому проклятому фашизму жизнь до сих пор совершенно не налаживается, хотя они, в качестве истинных демократов и либералов и надеются, что законному республиканскому правительству это в конце концов и удастся осуществить. Взять хотя бы, например, вопрос с персоналом и прислугой — это же черт знает, что такое, совершенно невозможно доверять людям — или явные коммунисты или скрытые фашисты! И этот нахал и выскочка Муссолини полез в Абиссинию, вопреки традиционной дружбе с Англией, вмешался в войну против законного испанского республиканского правительства и вообще делал одну глупость за другой… Они совсем другого ожидали от него, когда он пошел на Рим в 1922 году… Смотрите, а теперь опять на всех стенах нарисованы красной краской серпы, молоты и всевозможные коммунистические надписи. Но они никогда не переставали преклоняться перед американской демократией и продолжают надеяться, что ее великие принципы свободы восторжествуют, как у них в Италии, так и во всем мире…

Наговорившись всласть, стали подумывать о завтраке. Итальянцы предложили посетить отличной гастрономической репутации «Ристоранте Пуппо» на берегу моря. Мы расположились на открытой террасе. Перед нами простирается лазурный морской простор, а на первом плане на золотистом песке в живописном беспорядке, отдавшись действию магических лучей Аполлона, возлежат бронзовые тела купальщиков и купальщиц, едва прикрытые разноцветными кусочками материи… Я углубился в блюдо фрутти ди маре (морские фрукты), всевозможных рыбешек, ракушек, креветок и прочих «гадостей», как говорят с отвращением люди, не искушенные во вкусовых тайнах подводного морского царства. Всё это аккомпанировалось запотелым графинчиком искристого белого вина, который мне принес «человек» лет семнадцати. Вскоре мы с ним уже дружески беседовали. Он рассказал мне, что еще тринадцатилетним мальчиком, преодолевая бдительность фашистской милиции и агентов Гестапо, он носил снабжение и продовольствие резистантам-коммунистам, скрывавшимся в горах.

«Что же вы — коммунист?» — спрашиваю я.

«Нет, я не коммунист».

«А кто же вы?» — настаиваю я.

«Я? Я не знаю», — наивно отвечает он.

«Hу, а Муссолини?» — рублю я плеча.

«Жаль, что его убили…»

«То есть, почему же жаль?» — удивляюсь я.

«Он бы пригодился…» — говорит он невозмутимо.

«Как так пригодился?»

«Ну, да, — это ведь единственный человек, который смог бы навести теперь у нас порядок… напрасно только он эту войну затеял…» — откровенничает он мне, этот семнадцатилетний юнец, еще совсем недавно тайком лазивший по горам к коммунистам.

«Россия», Нью-Йорк, 5 ноября 1948, № 3997, с. 3–4;

также «Наша