Расколотый мир - Феликс Гилман

Лаури представлял, что слышит голоса доктора, агента и Генерала. Голос Лив казался ему высоким, пронзительным и властным, а когда напугана — мягким и довольно трогательным. Голос агента — низким, театральным, злорадным и пленительно отталкивающим. Генерал же разговаривал как мальчишка-недоросток.

Лично он, Лаури, давно утратил всякий интерес к словам Генерала — его внимание было приковано к Кридмуру. Так близко узнать агента ему не удавалось еще никогда. Каким будет следующее мерзкое откровение? Еще гаже прежнего?

Лаури смущало, что Кридмур как будто колеблется между гордостью и неким чувством стыда за совершенные преступления. Он частенько отпускал дерзкие шпильки в адрес своих Хозяев, в шутку намекая, что вовсе не предан им. Замышляет ли он измену? Черт его разберет. Видимо, Кридмур просто тщеславен и хочет, чтобы им восхищались как за верность, так и за неверность Хозяевам, а также за мучительные метания между этими полюсами, хотя и возможность предательства не исключает. Есть ли у агента тайные союзники здесь?

А эта женщина? Она в основном молчит, иногда задает колкие вопросы. Разделяет ли она интерес и ненависть Лаури к агенту? Возможно. Коробят ли ее байки Кридмура? Или, наоборот, впечатляют? Может, она в него влюблена? Возможно. Лаури плохо понимал женщин. Признаков того, что они вступали в половую связь, вроде бы нет, но разве поймешь, какие взгляды они бросают друг на друга, по бесстрастным каракулям расшифровки?

Все это было увлекательней любого кино.

Шагая вперед в холодном утреннем тумане, Лаури думал о том, что в долине внизу, где почему-то было тепло, агент и женщина разговаривают друг с другом. И питал к ним сильную неприязнь.

Никто никогда не спрашивал Лаури о его жизни. Он ясно понимал, что его истории никого не интересуют. За них никто не даст и ломаного гроша. Слишком мало он отличается от остальных линейных, разве нет? Компетентен, но без особых талантов. Родился и вырос в Ангелусе. Об отце никаких сведений, личность матери не имеет значения. Самоучка, образования не получил. Детство провел в тоннелях, среди пыли, ржавчины и копоти. Сутулый и бледный, с опухшими глазами, склонен к приступам кашля. Такие же бледные девчонки смеялись над ним Лаури-Шмаури. Развратен, но позже научился подавлять свою похоть не столько усилием воли, сколько постоянной изнурительной работой. Когда впервые увидел Локомотив, еще в Вестибюле, обмочился от страха — не самая увлекательная история, верно? Первый мундир, плохо сидевший на тщедушном мальчишеском теле, долгие ночи в долине Блэккэп, среди грязи и крови — опыт ужасный, но вовсе не уникальный. Один из нескольких сражавшихся в той битве мальчиков, один из нескольких сотен выживших. Первая командировка в Глориану. Обнаруживает две особых склонности — к жестокости и к математике. Третьим талантом можно считать организационные способности, четвертым — талант поесть и поспать. Солдат Локомотива «Ангелус» — модель несовершенная, но дешевая и эффективная. Идеален для массового производства. Не способен к неповиновению — нужных для этого деталей у него просто нет.

Лаури шагал сквозь серый густой туман. Его солдаты мелькали расплывчатыми темными пятнами перед глазами. Когда он устал жалеть себя и поднял голову, увиденное напомнило ему ожившее кино. Мир стал серым — нет, черно-белым, зернистым и расфокусированным, и марширующие солдаты нелепо дергались и шатались.

Детей в Ангелусе время от времени собирали по тоннелям и вели в бункер, оборудованный под кинотеатр. В бункере было темно, гулко, холодно, пахло потом и протекшим топливом. Лаури все еще помнил, как попал туда впервые: двести мальчиков затолкали туда, будто уголь в топку, заперли за ними двери, и те, что помладше, писались и ныли, но потом затихли. Даже сам Лаури сперва боялся, что это ловушка, — но это была не ловушка. В ловушку он попал через несколько лет, когда его загнали в последний, неосвещенный и переполненный вагон Локомотива «Ангелус», который повез их на поле боя, в долину Блэккэп, где на самом-то деле его и ждало самое замечательное зрелище в его жизни, хотя видеть ему довелось не так уж много.

Огромный экран мягко светился, мерцал, а затем как будто растрескался: по нему побежали дрожащие черные полосы и хаотичные чернильные пятна, а потом все они растворились в облаке темного дыма, застелившего экран, и вот наконец — ш-ш-ш! — вороненый Локомотив рассек клубы дыма и увлек его за собой вдаль по рельсам, а камера, отдалившись, показывала бескрайнее серое небо, серые равнины, мир, созданный из теней — такую устрашающую пустоту, что Лаури чуть не обмочился; а затем на экране возникли белые печатные буквы на черном фоне:

«ЛОКОМОТИВ „ЛИВИНГСТОН“ ПАТРУЛИРУЕТ СЕВЕРНУЮ ГРАНИЦУ. ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЕЩЕ НЕ КОСНУЛАСЬ ЭТОГО КРАЯ, НО ЛОКОМОТИВ „ЛИВИНГСТОН“ СЛУЖИТ ВЕЛИКОЙ ЦЕЛИ!»

Или что-то в этом роде. Бункер был полон грохота и галдежа, Лаури упал на колени...

Он шагал сквозь туман, как ему казалось, вот уже несколько дней. Земля была неровной — он то и дело спотыкался о миниатюрные каменные препятствия. Вокруг безмолвно вились тени его солдат. Поначалу он не находил в том ничего странного — говорить все равно не о чем; но скоро их молчание все же стало его пугать. Он уже сомневался в том, что они настоящие. Может, в ночи, в тумане их подменили враждебными отражениями? Он сплюнул и выругался. Не будь таким жалким трусом, велел он себе.

— Кольер!

— Сэр?

— Вот вы где...

— Да, сэр!

— Я вас потерял...

— Да, сэр. Я знаю.

— Тернстрем!

Тернстрем откликнулся не сразу, и Лаури, громко топая и отмахиваясь от вьющихся у лица струй тумана, подошел к кучке солдат, среди которых надеялся увидеть Тернстрема, но его там не было. Отвернувшись от них, Лаури сграбастал за плечо первого, кого увидел перед собой. Но рука его ухватила не мундир, а копну грязных черных волос. Неведомое существо развернулось, и к мертвенно-бледному лицу Лаури на миг прижалось другое лицо — нечеловеческое, угловатое, с красными глазами. Затем незнакомец дернулся — и без усилий высвободил шевелюру из захвата. Лаури споткнулся, а чужак из Первого Племени скрылся в тумане.

Раздался крик. Лаури достал пистолет.

Холодный туман заполнил долину, скрыв от глаз ее скалистые границы. Он вился и колыхался, как сигаретный дым, оседая мокрыми разводами у Лив на лице — густой белый кисель со зловещим красным оттенком. Кридмур уверенно шагал сквозь этот туман, и тот обволакивал его фигуру, то и дело сливаясь в цельное полотно и протягивая зыбкие пальцы к Лив, которая плелась позади, поддерживая сгорбленного и дрожащего Генерала.

— Уже близко. Крепитесь, — сказал ей Кридмур.

— Я думала, мы идем к Краю Света.

— Надеюсь, что нет! Искренне надеюсь. Наши враги отстали от нас. Иногда я их почти не слышу. Скоро путь их вымотает. Они не так крепки, как мы.

— И что тогда?

Он пожал плечами: