Холодная война: политики, полководцы, разведчики - Леонид Млечин

В разгар холодной войны специальные службы практически были вне контроля и считали, что для достижения цели все средства хороши. Однажды директор ЦРУ Уолтер Беделл Смит пришел к президенту Трумэну и рассказал, что его подчиненные представили план такой операции, которая нарушает все законы. Гарри Трумэн вытащил из письменного стола какой-то бланк, написал на нем несколько слов и отдал директору ЦРУ. Выйдя из Овального кабинета, Смит увидел, что это бланк президентского помилования, в котором значится его имя.

8 июня 1962 года второму секретарю американского посольства в Берне позвонил коллега из Женевы: на конференции по разоружению советский чиновник попросил устроить ему встречу с представителем американского правительства. Разведчики понимали, что имеется в виду. Второй секретарь был в реальности заместителем руководителя советской линии в резидентуре ЦРУ и попросил коллегу назначить время и место встречи, а сам поспешил на самолет в Женеву. С собой он взял помощника — хорошо говорившего по-русски Джорджа Кизевальтера.

С опозданием в полтора часа появился высокий и самоуверенный человек с квадратной челюстью. Он извинился за опоздание — проверялся — и представился: подполковник Юрий Иванович Носенко, второе главное управление КГБ. Американцы переглянулись: если сказанное правда, то это редкая удача. Еще ни одного агента из второго главка у ЦРУ не было, о его существовании в ЦРУ узнали всего пару лет назад.

Юрий Носенко предложил сделку: его жена и дети в Москве, поэтому он не хочет просить политического убежища. И шпионить на американцев он не собирается. Но он прогулял девятьсот швейцарских франков — казенные средства, вернуть их ему неоткуда, и он в беде. В обмен на эту сумму Носенко готов передать американцам служебное наставление КГБ по организации наружного наблюдения. Американцы выдали ему деньги вперед и сказали, что предложат больше, если он принесет не только это наставление, но и другие материалы. Если он назовет имя советского агента внутри Соединенных Штатов, то ему заплатят двадцать пять тысяч долларов.

Подполковник не спешил с ответом: большинству агентов нужно время, чтобы освоиться с новой ролью. Но между делом Носенко рассказал во время двухчасового разговора, где находятся микрофоны в здании американского посольства в Москве.

Через три дня они встретились вновь. Носенко принес наставление. Там было много такого, о чем американцы и не подозревали: например, служба наружного наблюдения КГБ опрыскивала подошвы нужного человека специальной жидкостью, чтобы собаки всегда могли взять след.

Но в Вашингтоне подполковнику Юрию Носенко не поверили. Начальник контрразведывательной службы ЦРУ Джеймс Энглтон сказал, что другой перебежчик, Анатолий Голицын, который перешел к американцам за полгода до этого в Хельсинки, предупреждал: КГБ задумал операцию дезинформации. В ЦРУ будут засылать мнимых перебежчиков, чтобы пичкать американскую разведку ложными сведениями. Джеймс Энглтон решил, что Носенко и есть подстава.

На встрече в Женеве Носенко говорил, что работал в том отделе второго главка, который занимался иностранными туристами. Через два месяца после убийства президента Джона Кеннеди Носенко опять приехал в Женеву. Теперь он был готов бежать на Запад. Надеясь заинтересовать ЦРУ, он сказал, что все знает о Ли Харви Освальде. Он занимался этим молодым американцем, когда тот приехал в Советский Союз, и участвовал в служебном расследовании, которое проводилось после убийства Кеннеди. Носенко сказал, что он единственный в КГБ, кто все знает об Освальде.

Его посадили в американский военный самолет и вывезли во Франкфурт-на-Майне, оттуда переправили в Вашингтон. Для его советского начальства он словно исчез с лица земли. 12 февраля 1964 года он уже был в Соединенных Штатах.

Теперь в ЦРУ не знали, что с ним делать: он действительно перебежчик или подстава, как предупреждал Голицын? Надо же, к ним обращается именно тот человек, который занимался делом Ли Харви Освальда! Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Будущий директор ЦРУ Ричард Хелмс распорядился провести допрос с пристрастием: русский должен заговорить.

4 апреля Носенко сказали, что ему проведут медицинское обследование и заодно проверят на полиграфе. Исходили из того, что Носенко, как профессионал, обучен обманывать полиграф, поэтому с ним надо обращаться жестко. После длительной процедуры ему сообщили, что он не прошел проверки. Двое охранников сорвали с него одежду, завязали глаза, посадили в машину и увезли на конспиративную квартиру в пригороде Вашингтона, где могли делать с ним все, что хотели.

Бывшего подполковника поместили в комнату с закрытыми окнами. Из мебели только железная кровать. Его плохо кормили — на доллар в день. Побриться и принять душ разрешали раз в неделю. Ни радио, ни телевидения, ни книг, никакого человеческого общения. Сигарет ему не давали. Дверь в туалет отсутствовала, он постоянно находился под наблюдением. Летом было очень жарко, зимой холодно — в домике отсутствовали и кондиционер, и отопление.

Время от времени Носенко допрашивали. Делали это двое, на него кричали, стараясь запугать. Иногда допрос продолжался сутки, следователи твердили:

— Мы точно знаем, что ты выполняешь задание КГБ, так что лучше признаться.

Через семнадцать месяцев его перевели в другое место — специально для него построили камеру в учебном лагере ЦРУ в двух часах езды к югу от Вашингтона. В камере постоянно горел свет. Кровать была слишком мала, с жестким матрасом и без подушки. Плохая еда, зато с кухни постоянно распространялись манящие запахи — как средство психологического давления. Полчаса в день прогулка, но за оградой, так что он никого не видел.

Ему не давали зубной щетки, зубы стали портиться. Во время медицинского осмотра доктор запустил палец в перчатке в анус и держал его там нарочито долго. Носенко говорил потом, что не мог понять, зачем это, а потом решил: просто чтобы его унизить. Во время следующей проверки на полиграфе ему сказали, что он гомосексуалист, и требовали, чтобы он рассказал, с кем у него были интимные отношения. Очередная проверка на полиграфе продолжалась пять часов.

Следователи включали и выключали свет в его комнате без окон, так что он терял представление о подлинном ходе времени. Он объявил голодовку и похудел на двадцать килограммов. Он говорил все, что от него требовали, но сотрудники ЦРУ не знали, можно ему верить или же он все еще продолжает врать?

В ЦРУ все перепробовали и оказались в тупике. После того как в Москву в 1963 году бежал Ким Филби, главный контрразведчик Энглтон только уверился в мысли, что внутри ЦРУ есть столь же высокопоставленный агент КГБ. А Носенко молчит, потому что это часть крупного плана проникновения в ЦРУ.

Пять недель с ним работал один из психиатров, участвовавших в программе «МК-ультра» и применявший ЛСД. Носенко давали препараты, от которых у него начинались галлюцинации. Все это было бесполезно и не приблизило следователей к ответу: можно или нельзя верить Носенко. Прием ЛСД всякий раз давал иной результат: человек то говорил правду, то фантазировал. Технологии воздействия на подсознательное просто не работали. Контрразведчики так и не определили, могут ли они верить Носенко. В октябре 1967 года его выпустили. Он провел в одиночном заключении три с половиной года…