Неудачная реинкарнация - Владимир Журавлев

— О, так это ж наш десятник! А что такой злой?

На вершине, как и ожидалось, сидели эльфы. Полной боевой звездой.

Десятнику впервые пришло в голову, что вот эти развесёлые бабники на самом-то деле несут непрерывную службу, защищают по мере возможностей доверившихся им людей. Однако вот не защитили. Не смогли?

— Вы деревню видели? — спросил он.

— Нет, а что? Да там и делать нечего, мельниковы сыновья что-то сердитые, как будто это мы к ним в постель…

— Верхнюю улицу снесло, — сообщил десятник.

Воины мрачно переглянулись.

— Мы предполагали, — осторожно сказал один. — Отсюда такой удар пошёл, такой… мощный очень, а остального тебе и не понять. У легиона есть штатные колдуны.

— А что не пресекли? Силёнок не хватило?

— Причём здесь сила? — возмутился эльф. — Бык тоже сильный, однако пашет для людей, а не наоборот! Да мы этих колдунов мизинцем из системы можем выкинуть! Без права закинуться обратно!

— Ну вот и выкинули бы! Или лежали, о мельниковой дочке мечтали?

— Да что о ней мечтать? — отмахнулся эльф. — Здесь она, с нами, к блицштурму сейчас ушла, они ей какие-то новые анекдоты обещали…

— Хотя знаем мы, какие анекдоты рассказывают хорошенькой девице!

— Да мы их уже ей все рассказали!

— Так что колдунов не остановили? — угрюмо перебил разболтавшихся эльфов десятник.

— Ага! — боязливо поёжился один. — Мы мизинцем шевельнём — наши сразу засекут! И заявится сюда экстрим форс. А экстрим форс — это… это форс! С ними только принц может справиться. Наверно. Но принц у нас один, а экстрим форс много!

— Ну-ну! Эльфы есть, да толку нет! — буркнул десятник и устроился с монокуляром наблюдать за лагерем.

— Клановые убийцы не берут заказов, — вновь зазвучал голос Хиста. — В этом наша сила…

Десятник с благодарностью подумал, что командир, на самом деле, многому успел его научить. А казалось — просто разговоры о жизни. Действительно, зачем ему спецподготовка, если враг — из его жизни? А уж про свою жизнь он и так знает все. Вот он, военный лагерь. Сколько таких лагерей он построил сам, в скольких тянул лямку службы! И как зайти в охраняемую зону, знает прекрасно. И заходил не раз, а уж сколько раз выходил! Вот так и появляются легенды о всемогуществе клановых убийц. А они просто живут в мире.

На всякий случай он поискал цель. Ну так вот же она, там, где и предполагалось: в лучшем месте, под особой охраной. Ха! Знает он эту особую охрану, сам не раз охранял!

Десятник выпил у эльфов запас воды, утёрся и собрался идти.

— В лагерь? — понимающе спросил эльф.

— Ну если вы свою работу не тянете…

— А пройдёшь? — спросил другой и переглянулся с товарищами.

Десятник был уверен, что пройдёт наверняка. Если уж со спиртом проходил не единожды.

— А выйдешь? — не отставали эльфы.

Вот тут уверенности не было. Если у погранцов осталось хоть немного толковых командиров — ему не выйти ни за что. У лагеря — простреливаемая зона со всех сторон.

Он пожал плечами:

— Мне бы только дойти. Бесчеловечности не место в мире — и ни один начальник не отрастит другой головы.

— Тогда возьми стрелу, — решился эльф. — Нашу стрелу, особую. Вот, тут синеньким помечено, не спутаешь. Она без магии… ну, почти без магии. Может, нас и не засекут.

— Давай две! — хозяйственно решил десятник, цапнул из колчана, что попалось под руку, и зашагал вниз.

— Э, другая чем помечена? — всполошился эльф. — Если синеньким, то ничего, а вот если розовым…

— Нормально они помечены! — буркнул десятник, даже не поглядев.

Стрела — она и есть стрела. Наконечник, древко — что там ещё может быть? Подумаешь, красненьким помечено…

Он заехал со стороны реки, как будто прибыл со станции мандривок. Там — служебные проходы, там водят коней на водопой, подвозят прорву фуража, там на посту последние раздолбаи. Легион считался элитным — ну, это означало всего лишь, что и раздолбаи у них элитные.

Охранники были в броне и даже при оружии — ну надо же!

— Полиция? — недоверчиво уставился на его форму боец.

— Военная полиция! — многообещающе сказал десятник. — В столице говорят, вы тут совсем распоясались. Я осмотрюсь здесь — пока отряд не подошёл…

— Пропуск?

— А откуда у меня? — удивился десятник. — Я вам что, погранец?

— Ну и стой здесь! — злорадно сообщил боец. — А то и морду набьём — пока отряд не подошёл. Мы военную полицию любим бить…

— Ну, мечтай, а я поехал, — бросил десятник и тронул поводья. — Интендант где, кстати?

— Э! Эй! — всполошился боец и двинулся следом.

Десятник хладнокровно доехал до склада, и, особо не прицеливаясь, навернул бойца стойкой арбалета.

— Уио! — выдал боец.

— Привет от Аспанбыка! — улыбнулся ему в лицо десятник. — Выживешь — передай выжившим, что бесчеловечности не место в мире! Деревенские — вне войны! Так сказал Чёрный Топор! Э, а вот арбалетик не цапай, дай-ка сюда…

Время стремительно понеслось. И его было очень мало! Уже остановились легионеры, узнать, почему это полицейский бьёт бойца. В воротах его бы за это расстреляли сразу, но в лагере… мало ли кто и почему дерётся в лагере?

Он решительно двинулся вперёд. Не к штабу — иначе насторожится особая охрана. Мимо штаба — но близко к нему. Вроде как на кухню. Ага, на коне и со станковым арбалетом в руках.

Охрана не насторожилась — ведь он же мимо ехал. А вход охранялся двумя бойцами. Вот кто бы объяснил, зачем нужна такая охрана? Разве что своих отгонять… Он даже саблю не достал — спрыгнул на них с разгону и придавил весом. Спокойно отряхнулся и прошёл внутрь. Врезал от души какому-то штабному, кажется, начальнику штаба, помахал рукой хорошенькой девице в кокетливой военной форме — ну надо же, у них и женщины есть! Хорошо устроилась элита!

А девица как раз и сидела перед дверью в кабинет эпсаара. Зачем?! Как раз там и должен бы торчать охранник. Но это по логике…

Из дверей на шум начали выглядывать штабные. Ну, это ладно. Сначала выглянут, потом подумают, мнениями обменяются…

Жирный, как раскормленная свинья, эпсаар был в кабинете не один.

— Они боятся людей, — услышал десятник насмешливый голос своего командира. — Потому отгораживаются слугами, заборами и охраной…

Спасибо за науку, командир, подумал десятник. И швырнул саблю одним движением, мгновенно выхватив из ножен. Это был единственный приём, которому обучил его Хист. Даже не приём — знак. Особый знак неотвратимости наказания за зверство — клинок в горло.