Вампир высшего класса - Юлия Набокова

Сиплый голос сообщил, что его семья в надежном месте. И потребовал за их возвращение долю Эрлинга в магазине. Ставки выросли. Но теперь некогда было торговаться. У бандитов были его девочки, и Эрлинг был готов подписать что угодно.

Он помчался на другой конец города, в промышленный район, где едва не заблудился в лабиринтах складов, отыскивая нужный ангар.

— А ты не спешил, — с гадкой ухмылкой приветствовал его мелкий.

— Где моя семья? — с ненавистью спросил Эрлинг, оглядывая пустой склад с какими-то коробками по углам и несколькими перевернутыми бочками у стены.

Мелкий сделал знак рукой, и из боковой двери вывели смертельно-бледную Карен и хнычущих девочек.

— Родная, вы в порядке? Они вам ничего не сделали? — подался к ним Эрлинг, но дорогу ему преградил один из верзил.

— Все нормально, — испуганно откликнулась Карен. — Девочки только перепугались.

У Эрлинга отлегло от сердца. Узнав о том, что жена и дети, беззащитные, в руках бандитов, он опасался худшего.

— Что нужно подписать? — Он в ярости повернулся к главарю.

Тот кивком указал на бумаги, лежащие на перевернутой бочке.

Эрлинг, не вчитываясь в текст, торопливо расписался. Он подписывал не отказ от магазина, хотя терять свое дело было жаль. Он подписывал помилование своим родным, без которых все на свете было неважно. Отодвинув договор, он нетерпеливо повернулся к заложникам, желая скорее увести их отсюда.

Мелкий удовлетворенно разгладил бумаги и кивнул громилам. Эрлинг думал, что те расступятся, чтобы пропустить его к жене и детям. Но вместо этого двое из них оттеснили его к стене, а трое шагнули к Карен и девочкам, доставая из-за пояса оружие. Карен, затравленно оглянувшись, закрыла дочек собой.

Крик Эрлинга потонул в раскатах выстрелов. Его девочек убили на его же глазах. Одну за другой. Такая же участь ждала и его: сердце Эрлинга уже было на прицеле. Главарь банды не давал отмашки стрелять только потому, что хотел продлить его страдания, упиваясь смертельной тоской в глазах мужчины.

Но выстрел так и не прозвучал. В ангар ворвались какие-то люди в черном. Завязалась перестрелка. Про Эрлинга забыли. Получив свободу, он подобрал пистолет из выпавшей руки мертвого бандита и отыскал взглядом мелкого главаря, с такой легкостью распорядившегося судьбой четверых. Рука, никогда прежде не державшая пистолета, не дрогнула. Эрлинг разрядил в бандита весь барабан и, отшвырнув ставший ненужным пистолет, под градом пуль бросился к безжизненным телам жены и детей. Вокруг падали, сраженные меткими выстрелами, его враги. Кто бы ни были люди в черном, они были намного сильнее бандитов.

Когда выстрелы стихли, из врагов никто не остался в живых. Люди в черном подошли к Эрлингу, и он услышал, как их главарь тихо вымолвил: «Опоздали». Эрлинг поднял на них мутный взгляд, недоумевая, почему они медлят, и не увидел в их руках оружия. Ответом ему были взгляды, полные сочувствия и горя. Как будто люди, стоявшие перед ним, сами пережили то же, что и он.

— Кто вы такие? — глухо спросил он.

И услышал в ответ:

— Ты хорошо стреляешь. Хочешь пойти с нами?

Гончие не заменили ему погибшую семью. Они просто стали верными друзьями, не дали ему сломаться и придали жизни новый смысл. Нельзя вернуть умерших, но можно защитить живых, уничтожая тех, кто считает себя вправе крушить чужое счастье.

У каждого в команде была своя специализация. Он стал грозой мафии и рэкетиров. Гончие знали его как Ирвинга. Когда он впервые назвал свое имя, вожак не расслышал и переспросил: «Как, Ирвинг?» И тогда он внезапно согласился. Эрлинг умер вместе с Карен и девочками, его сердце остановилось одновременно с их сердцами. Это уже Ирвинг всадил обойму патронов в сердце главаря банды, и жить на свете предстоит Ирвингу — одинокому, бесстрашному и безжалостному.

Он поменял все: квартиру, машину, прическу, гардероб, привычки. Вместо опустевшего семейного гнезда — холостяцкая берлога, вместо чтения газеты у телевизора — спортзал до изнеможения, вместо деловых костюмов и галстуков — футболки и джинсы, вместо кофе — кровь, вместо семейной машины — спортивный автомобиль, чтобы гонять одному ночи напролет.

От прошлой жизни остался только семейный фотоальбом. Ирвинг открывал его нечасто, так как каждый просмотр заканчивался выпитой залпом бутылью коньяка. Только так можно было заглушить нечеловеческую боль оттого, что его дочки никогда не повзрослеют, не вырастут из игрушек и детских платьев, а жена никогда не состарится. Он убеждал себя в том, что они поселились в домике у моря, где навечно застыло время, и ждут, когда он присоединится к ним. И тогда он, как прежде, услышит грудной голос жены, читающей сказку о Снежной королеве, и тонкий голосок Герды, повторяющей вслед за матерью реплики своей сказочной тезки, и обиженный голос Греты, недовольной, что не ее назвали именем героини Андерсена…

За годы, прошедшие после гибели жены и дочерей, он сменил четыре страны. Пожил в Варшаве, Брюсселе и Осло, потом переместился в Москву. Он жил одиночкой, и никому из случайных любовниц не удавалось заполнить пустоту в его сердце величиной в целую вселенную. Он уже забыл, каково это: жить в ожидании новой встречи, не размыкать рук часами, улетать в облака от одного лишь взгляда, загораться от одного прикосновения…

Он и не ждал, что это чудо случится с ним вновь. А потом он встретил Сашу, внешне похожую на Карен. Любовь захлестнула его десятибалльным штормом, а жизнь обрела новый смысл — беречь, защищать, быть рядом с ней. Пусть даже она никогда не взглянет в его сторону, пусть никогда не разделит того шквала чувств, которые бушуют у него в душе. Но она взглянула и разделила.

После первых же встреч Ирвинг перестал сравнивать Сашу с Карен. Саша была не заменой погибшей жене, а подарком судьбы, его новым, нежданным шансом на счастье. А когда первая эйфория прошла, все сделалось в сто крат сложней. Он — вампир, она — человек. Оставить ее любовницей невыносимо. Сделать женой — невозможно, пока она смертная.

Как-то он поделился своими сомнениями с Вацлавом, и тот рассказал о своем прошлом. О том, как, будучи женатым, стал вампиром. О том, как запах крови жены сделался навязчивой идеей. О том, как не решался ее обратить. И о том, как потерял.

— Не совершай моей ошибки. У тебя есть право на то, чтобы сделать Александру одной из нас. Если она любит по-настоящему, то поймет.

Ирвинг подал заявку в Совет старейшин, а когда получил разрешение, колебался еще неделю. Как сказать той, кого он любит больше всего на свете, страшную правду о себе? Как признаться в том, что обманывал ее все это время? Как предложить отказаться от солнечных дней ради ночей с ним? Как поставить ее перед таким тягостным выбором?

Слова Вацлава начали сбываться. С каждой встречей аромат крови Саши становился все более волнующим, туманил разум и отравлял поцелуи навязчивым привкусом. Он мечтал, чтобы Саша была с ним каждую минуту, но не мог долго находиться рядом, когда они встречались. Свидание превращалось в изощренную пытку. Больше всего на свете Ирвинг боялся потерять Сашу, но именно это и происходило с каждым днем. Его натура вампира брала свое и отдаляла от любимой. Медлить было нельзя. Пора было решаться. Или они будут вместе в вечности, или расстанутся навсегда…