Ограбление Харон - Юрий Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И первой двинулась вперед.
Конечно, в доме всегда было чем подкрепиться. Но Роман на бога надеяться не стал. Во время вчерашнего собеседования он мотнулся на машине в магазин и накупил достаточно деликатесов, чтобы накормить хоть двадцать избалованных московских штучек. Так что стол не просто ломился от количества яств, а вызывал немалый аппетит своим изысканным видом. И там хватало всего, чтобы запоздавший завтрак плавно сместился к приближающемуся обеду.
Но прежде чем сесть за стол, гостья посетила ванную, помыла руки с дороги, а потом стала тщательно осматривать громадную гостиную. Естественно, что сразу обратила внимание на тяжелые шторы, закрывающие стенку. Но при этом получалось, что она проигнорировала висящие на других стенах картины, между прочим, одни из лучших в биографии художницы, по мнению специалистов.
– А что это у вас за шторой? Окно на кухню или карта мира?
– Сложно угадать, не пощупав? – дернула бровями Зинаида. – А если вначале посмотреть?
И раздвинула шторы в стороны, полностью открывая иномирское образование в стене. Элла медленно приблизилась, внимательно вглядываясь и не скрывая своего удивления:
– Оригинально! Я даже не представляла, что можно для экрана оформить такой дизайн…
– Ну да, для подобного надо обладать творческим складом ума.
– И странный он какой-то, – продолжала гостья, сделав вид, что не обратила внимания на очередной укол в свой адрес. Всматривалась она внимательно, а потом неожиданно подняла руки и коснулась экрана.
«Останови ее!» – орал в сознании Трофимыч. И Роман только самую малость не успел, выкрикивая:
– Не трогайте! Нельзя!
Яровая как ужаленная отдернула руки и отпрыгнула назад. И тут же раскраснелась от негодования:
– Почему нельзя?
Пока Ландер советовался с Дедом, как правильно ответить, Зинаида невинно поинтересовалась:
– В самом деле, почему нельзя? – И она же пояснила гостье: – Он и мне запрещает. Хотя это мой дом. Но вот, слушаюсь… – Потом предложила: – Давайте все-таки усаживаться за стол. Прошу! Жора, поухаживай за своей невестой.
Только один Шалавин и не скривился от прозвучавших слов. Отставил стул, придвинул. Сам уселся рядом и стал по-простецки накладывать даме в тарелку всего по чуть-чуть.
Но если Роман скривился от удивления, то в его сознании господин Шенгаут бушевал от возмущения:
«С чего это вдруг?! Какая такая невеста?! Что за глупости?!»
«Трофимыч, да успокойся ты! – внутренне посмеивался Ландер. – Разве не понял? Это тигрица охраняет свою территорию от чужой тигрицы. В том числе пытаясь заведомо очернить возможную соперницу. И своего самца пытается пометить всеми возможными метками. Хе-хе! Разве ты еще не понял, насколько она у меня ревнивая?»
«Так пусть тебе хоть на голову сядет и ножки свесит, – перешел Дед на старческое ворчание. – Но зачем этому оболтусу давать какие-то надежды? Элла явно не его поля ягодка!»
«А тебе и жалко? – И тут же Роман постарался перевести общение с дельтангом на другую тему: – Пусть и нечаянно, но Яровая коснулась экрана обеими руками, и ничего не произошло. Получается, что и в самом деле некий срок для первого контакта вышел и теперь нам этот информаторий (если это правда) не включить?»
«Не факт. Это ведь тебя заставляли к нему прикасаться, именно тебя».
«И чем это я отличаюсь от другого человека? Только полом?»
«Еще и тем, что побывал в загробном мире! – своевременно напомнил Трофимыч. – Наверняка в каком-то диапазоне определенных излучений на тебе отыщется отметка «Умер. Восстановлению не подлежит!»
Тогда как застолье потекло своим чередом. Выпили, кто чего пожелал, закусили. Отдали дань уважения парочке салатов, оценили жареные креветки. Поговорили о погоде, об ожидаемых на горячее блюдо пельменях. Но, несмотря на всю свою внешнюю неприступность и холодность, первой не выдержала и проявила плохо скрываемое любопытство Элла Витальевна. Нарушая все правила, она, нервно потирая кончики пальцев, излишне резко перешла к делу:
– Честно говоря, до сих пор не могу понять, зачем я сюда приехала? Или здесь для меня имеется особое письмо от Никиты Трофимовича, или он сам лично пожелал со мной встретиться именно в этом месте?
Пока сотрапезники пялились на нее в недоумении, господин Шенгаут восторженно воскликнул (мысленно, конечно, общаясь с Романом):
«Вот! Что я говорил?! Умнейшая женщина! Давно догадалась, что я жив и где-то здесь обретаюсь!»
«Ну-ну! Ты ею так восторгаешься, словно она твоя любимая внучка, – не скрывал тот своей иронии. – А ведь ты ей сам столько намеков дал в письмах, что даже ее жених Жора догадался бы».
Вслух пришлось отвечать осторожно, не спеша:
– Ну как вам сказать… – Ландер сделал вид озадаченный и несколько растерянный. – Точнее, как вас спросить: почему вы пришли к такой мысли?
Потому что в сознании Дед настойчиво твердил: «Не спеша! Деликатно подводи ее ко всей сути моего послесмертия!»
– Да все очень просто. Есть такие моменты, которые всплыли и подлежали подсказкам уже после смерти Никиты Трофимовича.
– В таком случае могу только поприветствовать вашу наблюдательность и аналитический склад ума…
– Так, когда я могу увидеть господина Шенгаута? – перебила его гостья, еще больше заламывая пальцы.
– Хм… Ну, тут я вынужден вас разочаровать…
– Но ведь письма! Вот… – и она сделала попытку раскрыть свою сумочку. Но при этом замерла, словно прислушиваясь к чему-то.
Роман подумал, что к его словам.
– Ну да, письма есть, в этом не приходится сомневаться. А вот самого Никиты Трофимовича, увы, нет! Умер он. И это уже не подлежит обсуждению.
– Не может быть… – Гостья уронила руки на колени и, кажется, не могла поверить в услышанное. – А как же…
– А вот тут и начинается некое таинство, ради которого вы и были вызваны именно сюда! – торжественно огласил Ландер, чуть ли не дословно придерживаясь даваемых ему подсказок: – Господин Шенгаут относился к вам с непередаваемым пиететом, если не сказать что со священным трепетом и даже с искренней любовью. И он вам настолько доверял, да и доверяет, что настоял на раскрытии именно для вас одной большой, можно сказать, грандиозной тайны. И суть этой тайны в том, что некая частичка его сознания осталась в этом мире. И не просто осталась…
Он осекся, сообразив, что Элла скорей всего его не слышит. Она подняла на него глаза, полные слез, и с огромным трудом прошептала:
– Руки… Их парализовало… И всю меня…
Семен Молотков смело считал себя заново родившимся. Ведь только несколько дней назад он полностью смирился с грядущей, предсказанной всеми врачами смертью, а потом довольно быстро излечился от всех болезней да еще и порядочно помолодел физически. И от подобного чуда срывало крышу в полном смысле этого слова. Энергия бурлила, а жажда действия не давала покоя даже во время короткого, часа на три, сна.