Афганец - Фредерик Форсайт

Самолёт-разведчик находился выше, а потому и заглядывал дальше. На экране он выглядел большой и яркой точкой, движущейся через Атлантику с запада на восток. Большая часть того, что попадало на его радар, проходило за многие мили от конвоя. Заглядывая вперёд, «Хокай И-Си-2» прокладывал перед кораблями коридор шириной в десять миль и глубиной в двадцать пять миль.

На третью ночь, около одиннадцати, пилот подал первое предупреждение:

— Вижу небольшое грузовое судно. Прямо по курсу — двадцать пять миль. Отклонение от маршрута — две мили. Похоже, лежит в дрейфе.

Хотя двигатели «Графини Ричмондской» и были выключены, судно не стояло на месте — течение медленно, со скоростью четыре узла, но верно несло её на запад.

Надувную моторку уже спустили на воду, и она покачивалась на волнах у левого борта, привязанная к поручням верёвочной лестницей. В лодке сидели четверо мужчин.

Ещё четверо оставались на мостике. Ибрагим стоял у руля, неотрывно всматриваясь в начинающий светлеть горизонт.

Индонезиец-радист настраивал приёмник. Рядом с ним сидел на корточках паренёк-пакистанец, родившийся и выросший в пригороде йоркширского города Лидса. Четвёртым был Афганец. Наконец радист удовлетворённо кивнул и поднялся. Парень-пакистанец молча занял его место у приборной панели. Оставалось только ждать.

Первым вышел на связь крейсер, шедший по правому борту от «Куин Мэри», в шести кабельтовых от неё. Как всегда в ночную вахту, голос прозвучал громко и отчётливо. Оператор на крейсере воспользовался частотой, общей для всех судов в Северной Атлантике. Дэвид Гундлах ясно различил густой южный акцент.

— «Графиня Ричмондская», «Графиня Ричмондская», это крейсер «Монтерей», ВМС США. Вы меня слышите?

Радиооборудование на старом грузовозе было не самое новое, тем не менее Гундлах различил смазанные гласные уроженца Йоркшира или, может быть, Ланкашира:

— Слышу вас, «Монтерей». Это «Графиня».

— Что у вас? Почему в дрейфе?

— «Графиня». У нас тут небольшой перегрев… трансмиссия… справимся сами.

На мостике крейсера помолчали. Потом…

— Повторите, «Графиня». Вас плохо слышно. Повторите.

На экране радара перед первым помощником Дэвидом Гундлахом появилось светлое пятнышко. Другой монитор представил все данные по «Графине Ричмондской», включая подтверждение правильности сигнала транспондера. Первый помощник наклонился к микрофону:

— «Монтерей», это «Куин Мэри». Позвольте мне.

Дэвид Гундлах родился и вырос в чеширском графстве Уиллар, менее чем в пятидесяти милях от Ливерпуля, так что оператор «Графини» был почти земляком.

— «Графиня Ричмондская», это «Куин Мэри II». Насколько я понял, у вас перегрев коренного подшипника карданного вала, и вы ведёте ремонт собственными силами. Так?

— Точно. Думаю, через часик закончим.

— Сообщите, пожалуйста, ваши данные. Порт регистрации, порт отхода, пункт назначения, груз.

— Зарегистрированы в Ливерпуле. Восемь тысяч тонн. Идём из Явы с шёлком и древесиной. Пункт назначения — Балтимор.

Гундлах пробежал взглядом по строчкам на экране. Информацию предоставили головной офис ливерпульской фирмы «Маккендрик шиппинг», лондонские брокеры Сибарт и Аберкромби и страховая компания Ллойда. Все точно.

— С кем я говорю? — спросил он.

— На мостике капитан Маккендрик. А вы кто?

— Первый помощник капитана Дэвид Гундлах.

В радиообмен вмешался «Монтерей»:

— «Куин», хотите изменить курс?

Гундлах сверился с дисплеями. Бортовой компьютер вёл лайнер по заранее проложенному курсу, корректируя его с учётом погодных условий. Изменение курса означало переход на ручное управление или переустановку программы с последующим возвращением на первоначальный курс. До «Графини Ричмондской» оставалась сорок одна минута хода, и в момент наибольшего сближения расстояние между двумя кораблями должно было составлять две мили.

— В этом нет необходимости, «Монтерей». Разминёмся через сорок минут. Между нами будет две мили.

Пролетая вверху, оба самолёта сопровождения просканировали беспомощное судно, но не обнаружили никаких признаков электронной активности, которая могла бы свидетельствовать о подготовке ракетной атаки. Тем не менее они продолжали держать «Графиню Ричмондскую» в поле зрения. Впереди появились ещё два корабля. Вот их придётся попросить сменить курс, развести вправо и влево.

— Понял, — ответил «Монтерей».

Все эти переговоры слышали и те, кто находился на мостике «Графини Ричмондской». Ибрагим кивнул — пора уходить. Радиооператор-индонезиец и молодой пакистанец спустились по верёвочной лестнице в лодку, и теперь шесть террористов ожидали Афганца.

Мартин уже не сомневался, что сумасшедший иорданец намерен включить двигатель и попытаться протаранить какое-то из приближающихся судов. А раз так, то покидать «Графиню» нельзя. Нужно попытаться убить экипаж и захватить корабль.

Он спустился по лестнице. На банке Сулейман возился с фотооборудованием. Один из индонезийцев удерживал сносимую течением моторку, ухватившись за свисавший с поручней канат.

Стоя над последней ступенькой, Мартин резко наклонился, выбросил руку и полоснул ножом по борту лодки. Произошло это настолько быстро и неожиданно, что секунды две или три никто не реагировал. Из дыры длиной в шесть футов с шумом вырвался воздух. Моторка накренилась и стала заполняться водой.

Мартин попытался перерезать верёвку, но промахнулся. Лезвие скользнуло по предплечью индонезийца. Только теперь террористы очнулись от оцепенения. Но индонезиец уже разжал пальцы, выпустив канат, и море подхватило лодку.

Сразу несколько человек попытались схватить Мартина. Поздно — течение относило тонущую моторку к корме. Вес двигателя тянул её вниз. Ещё секунда-другая, и шесть человек, изрыгая проклятья, исчезли в чёрной океанской ночи. В какой-то момент кормовые огни высветили мелькнувшие над водой руки, но уже в следующий миг пропали и они. Выгрести против течения в четыре узла невозможно. Мартин поднялся по лестнице.

Между тем Ибрагим привёл в действие первое из зарядных устройств, которые изготовил для него специалист по взрывчатке. Взбегая по трапу, Мартин услышал серию сухих хлопков и громкий треск.

Занимаясь постройкой галереи, замаскированной под шесть грузовых палубных контейнеров, установленных от мостика до носа «Звезды Явы», китаец Вей соорудил над пустым пространством крышу — или, точнее, «крышку» — из закреплённого в четырех местах стального листа.

В эти четыре точки взрывотехник заложил четыре кумулятивных заряда, соединив их проводами с корабельными двигателями. Взорвавшись, они подбросили крышку на несколько футов вверх. Сила зарядов была рассчитана таким образом, чтобы стальной лист отнесло в сторону.