Будущего нет! Кошмар наяву - Александр Голодный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его Родина осталась там – за страшной чертой, в прошлом. Могучий Союз, где каждый человек мог спокойно жить и радоваться новому дню, надеяться на стабильное и справедливое будущее, где уважали стариков и без страха рожали детей. Где не ставили на окна домов решетки и держали ключи от квартиры под ковриком у двери. Там все принадлежало народу, там росли города, и улыбались на улицах люди.
Все осталось там.
Непонятно почему, но офицеров не заставили присягать по-новой, уже суверенной России. Александров бы точно отказался.
Защищать обосновавшуюся в Кремле шайку врагов и предателей? И воров к тому же. Обокравших свой собственный народ подлых воров.
Сергей без труда определил суть Ельцина и его «министров». Коллаборационистское правительство, назначенное победившим Западом. Посредники между англо-американскими заправилами и отданной на поток и растерзание страной. Сборщики дани, мало чем отличающиеся от послушного немецкому фашизму французского правительства Виши.
Теперь Александров полностью понимал белогвардейских офицеров. Людей чести и долга, так же потерявших Родину. Но воевать в гражданской войне со своим обманутым, упивающимся «свободой» и «демократией» народом Сергей не хотел. Особенно, воевать атомным оружием. В братоубийственной войне нет правых и виноватых. И шансов тоже нет.
Для того чтобы выжить, остался только один путь. За границу.
Об этом они все чаще говорили с Аленкой.
Вместе с Советским Союзом в прошлое ушла и обязательная замена. Хочешь – пиши рапорт и продлевай службу в Заполярье. Посоветовавшись с супругой, Сергей так и поступил. Здесь, по крайней мере, им было все известно, жили в хорошей квартире и получали относительно неплохие северные оклады.
Командование устраивал молчаливый, исполнительный, непьющий офицер, с полным комплектом допусков, не имеющий, к тому же, ни одного взыскания. Служит человек? Ну, и пусть служит дальше.
Особых изменений в повседневной деятельности, кстати, не произошло. Они все так же выполняли свою инженерную боевую задачу. Вот только все меньше изделий уходило на боевое дежурство, а все больше готовилось к отправке на предприятие-изготовитель. Для разборки и уничтожения. Запущенный Горбачевым механизм одностороннего разоружения при Ельцине набрал полные обороты.
Поспешное сокращение армии и флота, смакуемое на телеэкранах уничтожение стратегических носителей ядерных зарядов недвусмысленно давали понять – предательство зашло слишком далеко. Что станет с Россией, когда она окончательно лишится ядерного щита?
Александров ответ знал. Он его видел.
Случилось еще одно, непредвиденное и имеющее серьезные последствия событие – Аленка забеременела.
Совершенно неожиданно в сентябре девяносто третьего Александрову предложили пойти в отпуск. Буквально, вот так: «Или пишешь рапорт сейчас, или уйдешь в декабре». Он, не раздумывая, согласился. Алена тоже сумела взять отпуск «по мужу», и супруги уехали с входящего в зиму Севера на далекий, по-летнему жаркий Юг.
Нет, не к теще. Просто на море. По пути в поезде удачно разговорились с попутчиками. Приятная семейная пара посоветовала спокойное и тихое место с чистым морем – бухта Инал.
Там Александровым понравилось. Растянувшаяся по крутому склону заросшей дубами сопки база отдыха, разделенные на комнаты с отдельными входами деревянные бараки, гордо именуемые корпусами, неплохая столовая и несколько кафе. И, главное, море. Величественное, спокойное, теплое. Незыблемое в своей вечности, остающееся выше любых политических и экономических потрясений.
Оказывается, Алена почти не умела плавать, и Сергей с удовольствием приступил к обучению своей «русалочки».
Она ойкала, неуклюже барахталась, иногда тоненько повизгивала от страха, но уже через неделю отправилась с мужем в первый серьезный заплыв.
Получилось почти как с лыжами – долгое, неспешное плавание жене понравилось.
Зарядившись от солнца, вобрав энергию сине-зеленых волн, супруги возвращались на сиесту в номер и предавались нежной, но страстной любви. С учетом привычного расписания, разумеется.
Вот тут их и подвел слишком быстро перешедший из холода в жаркое лето чуткий женский организм.
Правда окончательно выяснилась уже по возвращении домой. Прерывисто вздохнув, Аленка высказала то, что мучило ее уже вторую неделю:
– Сержик, я беременна.
От неожиданности он задал глупый вопрос:
– Это точно?
С горькой обреченностью глядя в глаза, Лена кивнула:
– Да. Наверное, на море циклы сместились, вот и…
Что же, рано или поздно этого следовало ожидать. Резиновая контрацепция им обоим совсем не пришлась по душе, супруги всегда рассчитывали на привычную таблицу.
От судьбы, как говорится, не уйдешь. Ладно, они и так сумели изменить очень многое. Вздохнув, Сергей принял окончательное решение:
– Значит, будешь рожать.
Лена изумленно распахнула глаза:
– Ты… согласен?!
– А что в этом такого? Или я не подхожу на роль отца?
Крепко обняв, прижавшись к любимому человеку, Аленка благодарно ответила:
– Ты самый лучший отец в мире! И муж тоже.
Семья, любовь Аленки – это стало единственным светлым пятном в жизни капитана Александрова.
Все происходило, как он видел, как предчувствовал. Сами собой нашлись ответы на те вопросы, которые терзали курсанта Александрова несколько лет назад. Имеющая громадный запас прочности, страна не могла погибнуть в один миг, но каждый последующий день был хуже предыдущего.
Изменения нарастали плавно, незаметно, народ варился в котле своих проблем, наслаждался льющимся с экранов телевизоров и печатных изданий безумием, до конца не осознавая, куда катятся «реформы».
Политработники, те люди, которым коммунистическая партия дала все, единственная задача которых заключалась в служении этой самой партии, мгновенно перелицевались и оказались записными демократами, так же старательно разоблачая и обличая, как совсем недавно восхваляли. Поведение, достойное разве что проститутки.
Исчез СССР, но очень многие из его законов новые предусмотрительные хозяева оставили на месте.
Уехать за границу было так же трудно, как и в восьмидесятые. Имеющему первую форму допуска Александрову – невозможно. Впрочем, и Аленка со своей второй никуда не смогла бы деться.
Виденье того, как рушатся законы и основы общества, невозможность что-либо изменить, накапливающийся внутренний протест и мучительный поиск выхода словно сжимали в Сергее тугую пружину. Ту, которая однажды обязательно распрямится.
* * *
– Серега! Александров, мля! Ты, что ли?
Резко развернувшись, сделав шаг в сторону, Сергей уставился на выглядывающую из окна слегка потрепанной бэхи знакомую рожу в характерном прикиде.