Человек теней - Джефф Нун

Он подошел к стене и щелкнул выключателем.

Комната наполнилась светом.

Она громко застонала.

Он вернулся к ней и сказал:

– Элеанор? Я знаю, что ты меня слышишь.

Потянувшись к ней, Найквист положил руки ей на плечи. Она вздрогнула. Ее лицо оказалось возле его лица, а глаза на этом расстоянии были настолько глубокими и темными, что напомнили Найквисту о полуночи, через которую он пробирался к девушке. Но теперь он видел, что легкая дымка тумана поднимается даже от зрачков, будто ее слезы превращались в пар.

– Элеанор, я здесь, – прошептал он. – Я отвезу тебя домой.

Она отстранилась. Привидение в ее глазах что-то заметило в Найквисте. Что-то ужасное. Ее голос дрожал, она не могла говорить.

Найквист почувствовал, что его настигает странное желание, острая необходимость схватить девушку за шею или резко оттолкнуть ее. По телу словно прошел заряд тока.

Он взглянул на часы.

Было еще шесть минут восьмого.

Он слышал в своей голове тиканье.

В зеркале под часами он увидел свое лицо. Беглый взгляд раскрыл ему правду – он больше не отвечал за свое естество. Он стал рабом. Его поведение менялось, словно губка, он напитывался жестокостью и решимостью. Найквист едва понимал, что происходит, но эмоции были слишком сильны. Он открыл рот, обнажив зубы, а глаза превратились в точки.

Осталось меньше минуты. Пятьдесят пять секунд.

Стрелки часов двигались очень-очень медленно…

Он повернулся к девушке.

– Что такое? – спросила она. – Что происходит? – Это был голос Элеанор.

– Пришло время, – ответил он.

Она отступила от него на несколько шагов.

– Пожалуйста, Найквист, вы меня пугаете. Оставьте меня в покое.

Он последовал за ней, легко преодолев расстояние длинным шагом, протянул руку и толкнул ее на кровать.

– Убери от меня руки, – в ужасе вскрикнула она. – Отстань!

Рухнув на кровать, он уселся на нее сверху. Девушка кричала. Но Найквист не слышал ничего, кроме пульсации крови в собственных висках. Без промедления протянув руку, он схватил ближайшую подушку и, следуя предназначенному сценарию, прижал ее к лицу девушки. Элеанор закричала: подушка скрадывала слова, слышался только один звук, ужасающий, леденящий кровь стон, но Найквист сильнее прижимал подушку, и он понемногу начал стихать.

Найквист нажимал все сильнее.

Элеанор вырывалась.

Секунды истекали, он прижимал изо всех сил.

Она с усилием подняла руки…

Чтобы остановить его…

Чтобы…

Ее руки…

Поднимаются…

И опускаются…

Падают…

Теперь у нее почти не осталось шансов. Она охотно сдавалась, желая лишь прекратить эту боль, и, наконец, успокоилась. Ее последние движения были слабыми, отрывистые последние вздохи стихли. Найквист был слишком силен для нее. Предначертанное свершилось, но он все еще держал подушку на месте, пока его разум входил в другое состояние, другое место и время, свободное от его непосредственного окружения и телесных рефлексов. Он увидел настенные часы, показывающие ровно семь минут восьмого.

Время наступило.

Он снова был ребенком и смотрел, как его мать лежала на дороге, как отец выходит из машины с криком ужаса от содеянного: он убил ее, свою жену, свою любимую жену! И Найквист понял, что отец пошел в сумерки из-за чувства вины, только из-за нее. Не было никакого исследования и надежды увидеть ее снова – лишь забирающий его туман.

Все эти мысли роились в голове Найквиста, пока он стоял на коленях на кровати.

Схватившись руками за подушку, он начал поднимать ее, желая, чтобы эта девушка, красивая молодая женщина вернулась к жизни, жизни здесь и сейчас, чтобы она снова дышала. Ей необходимо дышать.

Отбросив подушку, он прижал руки к ее груди.

– Вдохни снова. Дыши для меня.

Еще раз.

Ничего не происходило.

– Дыши, Элеанор, пожалуйста, почему ты не дышишь? Дыши.

Зажав ей нос рукой, Найквист начал делать искусственное дыхание. Он совершал выдох за выдохом, всхлипывал, глаза наполнялись слезами, когда он выдыхал, пытаясь дать ей чистый воздух, желая, чтобы она снова жила, надавливал на грудь все сильнее, а затем возвращался к губам, чтобы приложить еще усилие. Он не прекращал вдыхать, пока из нее не вырвался крик, но не из уст девушки, а откуда-то изнутри. От ее тела словно отделилась тень, и Элеанор вдруг пошевелилась под ним. Медленно, неохотно, кровь начала толчками двигаться по ее венам, постепенно набирая силу, грудь поднималась и опускалась в прерывистом ритме, и она закашлялась и жадно стала хватать губами воздух. Он еще несколько секунд крепко держал ее, прижимая к себе, пока она, наконец, не зарыдала в его объятиях и ее дыхание не выровнялось. Он посмотрел ей в глаза, ее прекрасные голубые, ясные, чистые глаза цвета неба при дневном свете.

Паразит исчез.

Из тумана и грусти

Найквист вывел Элеанор из гостиничного номера в коридор. Она все еще была слаба, и ему пришлось поддерживать ее бо́льшую часть пути к лифту. Он нажал кнопку, дверь открылась, и они вошли внутрь. Девушка оперлась о стену и соскользнула на пол. Найквист хотел что-то сказать, но слова, сложившиеся у него в голове, казались неправильными.

Кабина пошла вниз.

– Вставай, – сказал Найквист, протягивая девушке руку. Та послушно, медленно поднялась. Крепко держа ее за руку, он спросил:

– Ты помнишь, что произошло?

Элеанор молча посмотрела на него.

– Я не хотел… – начал было Найквист.

И тут девушка плюнула ему в лицо.

После этого он не пытался заговорить с ней.

Лифт спустился на первый этаж. Они вышли и направились мимо главной стойки. Вернувшаяся на свой пост портье окликнула его:

– Мистер Найквист? Так скоро покидаете нас?

Проигнорировав ее, он подошел к входной двери и спустился по ступенькам. Пара с лицами в форме часов смотрела на них со своей террасы, время на циферблатах застыло на двадцати пяти минутах восьмого.

Никаких признаков Аиши Кинкейд или ее охранников не было, но он думал, что они где-то неподалеку, – ведь он забрал у них Элеанор.

Туман сгущался, становясь почти непроницаемым. Вращающаяся вывеска отеля, мерцающая серебристым неоновым свечением, едва-едва виднелась за занавесом густого серо-черного воздуха. Найквист поспешил к машине людей-теней и заглянул внутрь. Ключа в замке зажигания не было.

– Сюда.

Он повел Элеанор по автостоянке. Где-то здесь должна быть дорога, но он видел лишь густую растительность и грязь.