Волшебная ночь - Мэри Бэлоу

— Плетки были мокрыми, — сказал он презрительным тоном. — И били в полную силу.

Алекс смерил его долгим взглядом. Он знал: Перри не побежит. Он будет лежать и примет наказание. Но ведь у Шерон не было даже такого выбора. Ее бросили на землю и, привязав руки и ноги к кольям, исхлестали мокрыми плетками. В полную силу.

— Трус! — неожиданно прошипел Оуэн Перри. — Что, боишься пустить немного крови, Крэйл? Или испугался, что рука дрогнет?

Алексу стало горько. Ненависть за ненависть. Насилие за насилие. Око за око. Он швырнул хлыст на землю и отвернулся.

— Я оставляю это на твоей совести, Перри, — помолчав, сказал он. — Думаю, для тебя это будет так же обидно и больно, как удар плетью.

— Ах ты, поганый ублюдок! — услышал он за спиной рев Эмриса Риса. — Получи же тогда от меня за Шерон!

Просвистел хлыст, и прозвучал глухой удар, сопровождаемый сдавленным стоном.

Алекс не оглянулся. Он оделся с медленной тщательностью, стараясь не замечать ноющей боли в теле.

Когда через несколько минут он спускался вниз с холмов, то слышал гул голосов, раздававшийся из лощины, и спрашивал себя, за кем же будет окончательная победа — за ним или за Оуэном Перри.

Она проснулась и на этот раз сразу поняла, где она и почему она здесь. Должно быть, прошло очень много времени, думала Шерон. Она даже не предполагала, что действие лекарства может быть таким сильным. Она осторожно пошевелила плечами, сначала одним, потом другим. Спина еще болела, но боль была уже не такой, как утром, когда она пришла на работу и сидела с Верити — тогда весь мир казался ей стиснутым железными тисками кошмара.

Она спустила ноги и медленно встала. Дверь напротив, должно быть, ведет в уборную. Ноги были ватными, но Шерон заставила их доставить себя туда и затем, спустя несколько минут, обратно. Она с удовольствием снова опустилась на кровать. Это сильное лекарство, говорил Алекс. Сильное, на самом деле сильное. Она прикрыла глаза. Спину пощипывало, но если лежать не двигаясь, боль чувствуется меньше. Ей нужно научиться жить с болью. Побили ее не на шутку. Похоже, «бешеные» вложили всю силу внушения двадцати ударов в эти пятнадцать.

Она полежит еще немножко, а потом встанет и пойдет домой. Бабушка, наверное, уже беспокоится. Но пока она не в состоянии добраться до дома. Она просто не в силах двигаться. Кто-то сказал — может, это был голос мисс Хэйнс? — что к ней домой послали человека предупредить, что она останется в замке до вечера.

Она вздохнула сонно и удовлетворенно. Ей не нужно мучить себя. Она может остаться здесь. И поспать.

Еще кто-то называл ее «моя крошка». И была такая нежность в том голосе… Этой нежности ей не хватало всю жизнь, она тосковала о ней. И он плакал над ней. А она сказала ему «папа». Не «отец», а «папа». Она всю жизнь чувствовала ноющую пустоту в душе оттого, что у нее нет человека, которому она могла бы сказать «папа». И эта пустота вдвойне больнее, ведь на самом деле такой человек есть, просто ей никогда не приходилось называть его так.

«Папа», сказала она. Сказала во сне. Да, это был сон. Ах, как хотелось бы ей думать, что это было наяву! Но это был только сон, порожденный действием лекарства.

— Шерон?

Она не слышала, как он вошел. Наверное, она задремала. Она открыла глаза и улыбнулась.

— Александр.

— Как твоя спина? — спросил он.

— Терпимо, — ответила она. — Лекарство еще действует.

— Хорошо, — сказал он. — Тебе это пока необходимо.

— Да. — Она внимательно разглядывала его лицо. — Ты дрался?

Он кивнул.

— Из-за меня? — прошептала она. — С Оуэном?

Он снова кивнул.

Она закрыла глаза.

— Неужели он выглядит так же, как ты? — спросила она.

— Пожалуй, хуже, — тихо признался Алекс. — Шерон, теперь все знают, что тебя обвинили и наказали незаслуженно. Я отомстил за тебя.

— Насколько я помню, еще никому не удавалось победить Оуэна в драке, — сказала Шерон.

— Мне было за что драться, — ответил Алекс. Шерон открыла глаза и пристально посмотрела на него.

— Ты сделал это при всех, Александр? — спросила она. — Все видели это?

— Все, — ответил Алекс. — Все мужчины Кембрана. Шерон закрыла глаза. Ей ни к чему было расспрашивать его — она представляла себе случившееся так живо, как если бы это происходило на ее глазах. Он должен был собрать их в горах, на обычном месте их сборов. Это место словно предназначено для того, чтобы все произошло именно там. Он по праву хозяина собрал там всех мужчин, рассказал им все как было и свершил праведный суд. Но нет, наверное, все было не совсем так.

— Это была честная борьба? — спросила она, не открывая глаз.

— Да, — ответил Алекс. — Вот этими кулаками я отомстил за тебя. А он своими сделал из меня то, что ты видишь.

Шерон понимала, что это дико, не по-христиански радоваться случившемуся, но ничего не могла поделать с собой. Она была рада.

— Спасибо, — прошептала она и открыла глаза.

Он внимательно посмотрел на нее, приблизился к кровати и кончиками пальцев коснулся ее щеки. Она поймала его руку и прижалась губами к его ладони, и он не отобрал руки.

— Спасибо, — повторила она и улыбнулась, глядя в его голубые глаза.

— Лекарство еще действует? — спросил Алекс.

Она кивнула.

— Не больно?

Она покачала головой.

— Но ты ведь понимаешь, что происходит? — продолжал он.

Конечно, Шерон поняла его в тот же момент. И без колебания кивнула ему, глядя прямо в глаза.

Еще некоторое время Алекс не двигался, внимательно вглядываясь в ее лицо. Затем прошел к двери, и Шерон услышала, как повернулся ключ в замке. Алекс вернулся к ней и, не отрывая от нее взгляда, стал раздеваться.

Он был порядком избит, Шерон не могла этого не заметить. В синяках, но прекрасный, как Аполлон. В первый раз, в горах, она не видела его, в тот раз она могла только почувствовать его тело. Но теперь ее глаза упивались его мускулистой, пропорциональной красотой. И она хотела его, хотела слиться с ним, стать одним целым с ним, хотела излечиться им и излечить его собой.

— Шерон! — Алекс уже разделся, убрал простыни, укрывавшие ее, помог ей освободиться от сорочки и других одежд. — Моя прекрасная Шерон.

— Прекрасный Александр. — Она улыбнулась и протянула к нему руки.

Он не лег на нее. Он осторожно раздвинул ее ноги и опустился на колени между ними.

— Не двигайся, — прошептал он. — Я сам сделаю все, что нужно. Просто лежи.

Нет, это вовсе не значило, что он проникнет в нее и постарается как можно быстрее получить удовлетворение. Шерон поняла это спустя полчаса или около того. Он дарил ей удовольствие, тихое, медленное наслаждение, которое она впитывала в себя без исступления страсти.