Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит - Андрей Буровский

— А давайте сразу и позавтракаем! — предложила практичная Ира.

— Конечно! Дима, накупаешься — воды! Сделаем чай. Ира, порежешь бутерброды?

— Сделаю.

Махалов почти снял штаны, чтобы броситься в прозрачно-зеленую, с салатным отсветом, воду. Кто-то дернул его за руку.

— Эй, дядя… можно, я веревку отцеплю?

Хрипатков едва не утонул, зайдясь в воде от приступов восторга. Он встал в воде солдатиком, впился глазами, боясь упустить хоть мгновение. К удивлению, даже к разочарованию Хрипаткова, Махалов расплылся в довольно счастливой улыбке:

— Отцепляй, мальчик, отцепляй… Ты отсюда идешь домой?

— Ну…

И счастливый Махалов радостно бросился в воду. Ирка мало каталась на речке — ей было время делать бутерброды. А кататься стоило, испытывая тугие толчки снизу в ноги и в живот, пролетая над серо-черными, зловещего вида камнями.

Здесь, у реки и уже днем, бабочек было невероятное количество. Словно дымок поднимался над заводями с мелкой водой, где насекомые рисковали пить. Но это был, конечно, не дымок: вились, танцевали в воздухе, беспрерывно поднимались и опускались сотни бабочек различных видов, поражая разнообразием цветов и форм.

Что это — черное, длинное, извивается у берега? Два ужа плыли через Ой, течение сносило их безжалостно.

Иволги носились над водой. Оляпка нырнула в Ой на глазах у детей, ухитряясь плыть против течения.

Сияние солнца, отражавшееся от воды, глянцевый блеск листьев — все это било в голову, как молодое вино.

После купания кожу стянуло, все стали еще бодрее, энергичнее. Кое у кого не попадал зуб на зуб, но аппетит прорезался у всех. Махалов устыдился своего отношения к Васеньке, глядя, как исчезают бутерброды в маленьком смуглом животе. «Он же голодный! Чем они кормят детей?!» — промелькнуло в голове у геолога.

— А можно, я с вами?

Махалов поперхнулся бутербродом:

— Категорически нельзя!

— А почему?

— А тебя что, родители не ждут сегодня?

— Ждут… И завтра подождут.

— Нет уж! Мы и завтра тоже не вернемся.

— И после-послезавтра подождут.

— Нет! С нами тебе нельзя, ты у нас точно потеряешься!

— Не потеряюсь.

— Давай не будем спорить, мальчик. Сейчас ты пойдешь домой, а с нами — не пойдешь. С нами нельзя.

Васенька ковырял пальцем в носу, плаксиво опустил концы губ книзу. Когда отряд начал подъем, Васенька ушел куда-то вбок от отряда. А Хрипатков долго вел странные, смутные речи про то, что городские ходить толком не умеют, потому что полагаются на всякие приборы, а вот люди выросшие и живущие в лесу — они запросто могут. И что в лесу главное — опыт.

— Придумали там… Компас какой-то дурацкий… — подрагивал от отвращения голос Хрипаткова, — ходят по нему, как идиоты. Вы мне скажите, куда вам придти надо — я проведу. И любой вас в Малой Речке проведет. Любой мальчишка, и куда угодно, без всякого дурацкого компаса.

— Любой Васенька, — в тон ему добавил Лев Махалов.

— Да любой же…

Хрипатков и не подозревал, что смеяться могут и над ним. А лента дороги разворачивалась выше и выше. В лицо пахнуло тугим ветром. Слева пошла пропасть, из которой торчали вершины исполинских кедров. Кедры выросли в лесу, тянулись вверх, и вершины у них были острые, длинные, тонкие. На десятки километров открывалась синяя, лазоревая, фиолетовая, сиреневая, сине-голубая даль, со всеми переходными цветами и оттенками, для каких просто еще нет названий.

Глядя в густо-синие горизонты, Павел не мог не подумать, что синева здесь все же совсем другого оттенка, чем в Хакасии.

Из пространства приходил ветер — то прямо бросался на людей, прижимал к другому борту дороги, то падал сверху, словно бы обрушивался с неба. Это был тоже какой-то синий ветер… То есть не может он, конечно, быть синим… но вот ведь, несомненно был. У Павла, мало склонного к поэзии, этот вид и этот ветер вызвали в памяти «Осень, в небе жгут корабли…» Шевчука. И еще стихи средневекового китайца, Бо Цзюйи (эти стихи любил папа):

Беспредельный, бескрайний этой осени ветер…

Такие строчки были в этих стихах, и очень соответствовали они, эти строчки. Ветер тут и правда был бескрайний.

А потом отряд втянулся в горы, дорога шла все вверх и вверх, словно бы ввинчиваясь в небо. Исчезла пропасть с левой стороны, дорога здесь была сильно врезана в гору; крутые обочины с обеих сторон, а за ними — стена темнохвойки: кедры, пихты, ели. С зудением поднимались полчища комаров, молча плясала мошка.

Часам к двум дня закончился подъем, вышли к сравнительно ровному месту. Тут протекала речка, на этот раз довольно тихая, совсем без стука камней. Так, тихое бульканье, и только.

Лет тридцать назад какой-то хозяйственный человек поставил тут на поляне избушку… да, почти что и на курьих ножках. Топилась избушка по-черному, и выглядела соответственно, особенно изнутри. Но в избушке была печь, а перед избушкой — выложенный камнем очаг, и сделан был очаг человеком, который знал — камни для очага берут не в русле реки, а в горах. И потому стоял этот очаг треть века крепким, надежным, и очагом запросто можно было воспользоваться.

Речка, глубиною по колено, струилась метрах в десяти, на полянке везде была тень. Дети с облегчением сбрасывали рюкзаки, бежали к речушке, лезли исследовать избушку, пугая друг друга руками с толстым слоем сажи.

Убедившись, что речушка безопасна, Махалов пошел разбираться, какая из двух дорог-тропок выведет к базе Маралова. Отсюда база была километрах в десяти, примерно, и где-то на северо-западном направлении. Достать компас, впрочем, Махалов никак не решился: Хрипатков опять завел тягомотную демагогическую околесицу про зловредные и совсем не нужные выдумки кретинов-городских. «Ну должен же он знать, как ходят на базу к Маралову?» — думал Махалов, пропуская мимо ушей рассказы про то, как Хрипатков и прочие гиганты духа спасали обмороженных, наевшихся дурных грибов, обглоданных волками и медведями, неприспособленных неумех, полагавшихся на ружья, компасы, машины, палатки и кастрюли.

— Вроде бы логичнее налево… — скромно заметил Махалов. Это ответвление дороги как будто больше отвечало направлению.

Хрипатков гулко фыркнул, и эхо подхватило грозный звук.

— Вот по этой дороге, — уверенно произнес Хрипатков, — примерно десять километров.

По карте выходило столько же. «Значит, часа два… Ну, три часа ходу», — прикидывал Махалов расстояние. Выйти за четыре часа даже… В шесть? Нет, лучше все же в пять.

— На-арод! Три часа отдыха!

— Ура-а!!!

— Паша, поможете мне?

Павел согласно кивнул, понимая — его и Ирину прочно пожаловали во взрослые. Впрочем, у Ирины нашлось сразу несколько помощниц для приготовления дастархана.