Красная звезда, желтая звезда - Мирон Черненко

Достаточно вспомнить такую картину, как «ДМБ» (для тех, кто не знает, это аббревиатура слова «демобилизация») Р. Качанова, бравурный русский шванк, солдатскую комедию о троице неунывающих первогодков, изо всех сил пытающихся укрыться от всепроникающего армейского идиотизма. Казалось бы, здесь нет и не может быть места для еврейского персонажа. Ан нет, вот он, со всеми удобствами расположившийся в самом центре сюжета, старослужащий, можно сказать, ветеран вооруженных сил, не то старшина, не то прапорщик (тоже не слишком еврейская должность, правда?), заведует хозяйственной частью и умело наставляет новобранцев, посвящая их во все тонкости солдатского бытия.

Достаточно вспомнить в этом же контексте и такую картину, как «Чек» — неумелую гангстерскую ленту, неумело же загримированную под картину детскую (режиссеры Б. Гиллер и А. Бородянский). В центре фильма — история смертельно больного мальчика, которому позарез нужна операция на сердце, а для операции нужна крупная сумма, и на эту сумму выписан и потерян титульный чек. И так далее и тому подобное, со всеми приметами нашего криминального бытия… Сентиментально-авантюрная эта лента не заслуживала бы упоминания в этой книге, если бы не странный монолог одного из боковых персонажей, никакого отношения к сюжету не имеющий. Оказывается, в России подобных операций не делают, но в Израиле есть человек, который мог бы за это взяться. Поскольку человек он наш, русский. То есть он, конечно, еврей, но русский. Он там временно, и, когда у нас станет хорошо, они все вернутся на свою родину, потому что мы, русские, должны быть вместе… А потом этот нормальный еврейский банкир в Израиле (спору нет, он своего не упустит и возьмет немалый куртаж за посредничество) произнесет еще одну фразу: «Мы, русские, должны быть вместе. Никакой израильтянин вам бы не помог, а я помогаю… Слушай, Сема, здесь мальчик, которому надо помочь, позвони Бернштейну и скажи, что я просил. Конечно, он не израильский, он наш, он русский…» Удивительная интонация, не правда ли, прямо из фильма Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник» — «Он — русский, это многое объясняет…». Но удивительна не сама по себе, а тем, что в фильмах последних лет она становится привычной, что еврейские персонажи как бы лишаются на экране этнической оценки и определенности, и это вроде бы повторяет ситуацию минувших советских десятилетий, но на этот раз с обратным знаком.

Другими словами, персонажи эти естественно и непринужденно, можно сказать на общих основаниях, вписываются в некую национально усредненную российскую среду, лишенную указующей записи «пятого пункта» в паспорте, вне зависимости от конкретной этнической принадлежности. Достаточно вспомнить в этом плане печальную комедию Аллы Суриковой «Московские каникулы» или фильм Дмитрия Астрахана «Перекресток», в которых главные роли играет Леонид Ярмольник, актер неназванной, но безусловной национальной принадлежности.

Если судить по этому умонастроению отечественного экрана, у российского еврейства нет каких-либо особых проблем, отличных от проблем окружающего его многонационального народонаселения, а если эти проблемы возникают, то решаются они не здесь, не внутри, а там, вовне, за пределами российской ойкумены.

Хорошо ли это, плохо ли, судить трудно. Скажу лишь еще раз: сегодня, в самом начале двадцать первого столетия, привычная еврейская проблематика на российском экране, судя по всему, исчерпана. Это не значит, что у нее нет будущего, но будущее это зависит уже не столько от желаний или потребности кинематографа, сколько от реальной ситуации еврейства на российской земле.

Пока же — отсутствие этой проблематики очевидно, несмотря на то что еврейские персонажи попадаются едва ли не в каждом сюжете. Но вспомним цитату из «Золотого теленка»: евреи есть, а еврейского вопроса нет. Неправдоподобно? Противоестественно? Очень может быть…

Поживем — увидим…

«1905 год»

(постановочный сценарий)

Часть седьмая

1. ЦАРСКАЯ РАТЬ ЗА РАБОТОЙ

2. Кр(упно). Барабан.

3. Играет оркестр пожарных.

4. Идет крестный ход. Впереди хоругви, попы, портрет царя, оркестр и пр.

5. В толпе — хулиганы, переодетые городовые, черносотенцы. Пристав в нитяных перчатках и т. д.

6. Кр(упно). Ставни захлопываются.

7. По всей улице тревожно закрываются ставни. С опаской пробегают отдельные фигурки женщин с детьми и стариков. Кто-то умоляет христиан спрятать их детей. Их грубо вышвыривают за дверь.

8. Процессия подходит к двухэтажному дому. Крик, шум. Паника в квартире евреев (во втором этаже). На окраинах тянутся толпы бегущих из местечка евреев.

9. Напуганный хозяин-христианин выносит портрет царя, водку (четвертями) и закуску, икону. Умоляет их, просит пощадить его дом и имущество.

10. Хозяин предлагает главарю шайки деньги. Тот берет. У него в руках список квартир евреев и русских-революционеров.

11. Главарь взял взятку. Приказал хоругвеносцам двинуться. Толпа пошла за хоругвеносцами.

12. Толпа подходит к другому еврейскому дому. Начинается погром.

13. 101 ГОРОД ЗАХВАЧЕН ПОГРОМНОЙ ВОЛНОЙ

14. Кр(упно). Вспарывают подушки пуховые (и перины).

15. По улице пробегают смертельно напуганные евреи.

16. Н(аплыв). Летящий пух постепенно заполняет весь кадр.

17. Н(аплыв). Кр(упно). Морды погромщиков.

18. ЦАРСТВУЙ НА СТРАХ ВРАГАМ! (Надпись, несколько раз пронизывающая все сцены погрома.)

19. Евреи прячутся в пристройках на дворе.

20. Евреев раздевают и бьют на улице.

21. Разгром портняжной мастерской.

22. На дворе разбивают чуланы. Вытаскивают оттуда укрывшихся евреев с детьми и жестоко расправляются с ними. Группа хулиганов ворвалась в квартиру: «русские или жиды?». Убедились. Начали избивать.

23. На полу разгромленной квартиры, в луже крови убитые лежат отец и мать. Между ними копошатся двое ребятишек. Ступая через трупы и детей, протаскивают погромщики награбленное имущество.

24. В разграбленной комнате лежит с раздробленной головой полуумирающий старик. Обезумевшая дочь руками закрыла кровоточащую и смертельную рану отца. Сквозь пальцы ее руки течет струйками кровь. Медленно открылись глаза отца. Смотрят на дочь. Вдруг дочь замечает в дверях появившуюся фигуру громилы. В ужасе дочь прижала к груди голову отца.

Громила приближается. Хватает девушку за волосы. Тащит по комнате за двери. Умирающий отец подползает к двери. Видит, как насилуют его дочь.

25. Напуганные дети прячутся под кроватью. Из-под нее они видят разгром. Кого-то убивают (видны ноги, падающее тело). Кто-то прирезанный падает на кровать. Кровь сочится на спрятавшихся под кроватью ребят.

26. Старика еврея протаскивают за бороду к кухонному столу. Сбрасывают его вниз к ревущей толпе. Старика растерзали.