Без гнева и пристрастия - Анатолий Степанов

— Тогда я начну, и начну с того, что буду спрашивать. Лады?

— Мне так даже удобнее.

— Когда вы решили уйти в политику?

— Вы, Александр Иванович, начали не с того вопроса, — торжествующе отыгрался Василий, а Смирнов молниеносно подтвердил, что прокололся.

— А с какого, по-твоему, надо было начинать?

— Когда ты, Корнаков, решил уйти из армии?

— Принято. Отвечай.

— Когда понял, что достиг потолка. Не своего потолка, свой я определяю на несколько порядков выше. Потолка, который мне генералы установили.

Василий, видимо, вспомнив этих генералов, замолк, гневно подрагивая ноздрями.

— Я тоже не любил генеральских игр, Василий, — тихо заговорил Смирнов. — Во время войны я спокойно терпел генералов, потому что знал: они догадываются, что без меня они — ничто. И под их бодрые приказы делал то, что считал нужным я. Я, а не они.

— Так поступал и я, Александр Иванович. Во время нынешней малой войны. Но сейчас я смог бы здесь делать то, что считаю нужным. Кровавый опыт, полученный мной, ясно определяет, какие необходимы в армии перемены. И я был готов принять участие в осуществлении этих перемен…

Ветеран перебил сочувственно:

— Но твоих генералов интересуют только одни перемены. Перемены в сторону увеличения количества больших звезд на погонах с золотыми зигзагами. Мы все это проходили, Вася. Что они тебе предложили? Вишкиль? Гороховец?

— Охрану Капустина Яра. Я тут же написал прошение об увольнении в запас.

— И почетно, и без перспектив. Знакомые фокусы. Прошение удовлетворили?

— Нет. Пока я в отпусках, которых накопилось до черта. А они думают.

— Ну а дальше?

— Совершенно случайно я встретил генерала Насонова, одного из тех немногих генералов, которых я уважаю.

— Совершенно случайно? — усомнился Смирнов. — А может, по их надобности? Для афишки? Смотрите, мол, среди нас, младороссов, и отважный Герой России.

— Нет, для такой афишки, я думаю, и одного Насонова достаточно. Просто они тщательно подбирают команду из профессионалов во всех областях. А я, скажу без хвастовства, в своем деле профессионал.

— Дело это — уничтожать так, чтобы не быть уничтоженным самому?

Обидеться бы на то, что тебя обозначили профессиональным убийцей. Но не обиделся Василий, естественно, считая и это дело частью своей профессии. Просто дополнил:

— Не только. Я умею из разношерстной толпы создать организованное общей целью товарищество, которое, понимая и смысл, и цель моих распоряжений, с полным доверием пойдет за мной.

— Немало. Но об этом знаешь лишь ты и твои однополчане. Как же об этом узнали младороссы?

— В какой-то мере Алексею, я имею в виду генерала Насонова, было кое-что известно о моих делах, а потом он свел меня с ребятами, под руководством которых я прошел… как бы получше сказать?.. курсы повышения квалификации. Вот тогда-то я и понял, какие они замечательные парни. И, наконец, было проведено со мной несколько анонимных тестирований.

— Анонимных? — слегка удивился Смирнов.

Василий весело посмеялся.

— Им казалось, что анонимных. Как только я услышал голос Ивана Гордеева в реальном звучании, сразу же понял, кто со мной беседовал в деформированной акустике. Я же такого наслышался в секретных переговорах и радиоперехватах!

— Все это, конечно, замечательно, Вася. Но ведь ты участвовал в тушинском спектакле, от которого, прости, пованивает циничным пиаром.

— Я старался поломать этот спектакль, — с мрачной неохотой ответил Корнаков. — И высказал организаторам все, что думаю по этому поводу. Но вы правы — стыдновато.

— Тебе стыдиться нечего. Ты-то и поломал всю их затею веселым кульбитом. Мне Жора все в подробностях рассказал.

— Какой еще Жора? — насторожился Василий.

— Мой дружок. Скоро я тебя с ним познакомлю. И не пучь в гневе глазки, не следил он за тобой, у него другие дела на этом вашем сейшене были.

— Постараюсь поверить, — холодно сказал Василий.

— Вот и прекрасно, — как ни в чем не бывало заметил Смирнов. — Но мы слегка отвлеклись. Ты можешь сказать, какие шаги предпримет ваша партия в ближайшее время? Если это не секрет, конечно.

— Какой может быть секрет? Завтра мы официально объявим о совещании представителей всех наших региональных организаций, которое откроется через три дня здесь, в Москве.

— Больших денег такое мероприятие стоит.

— Конечно. Но знаете, что удивительно, Александр Иванович, нас финансово активно поддерживает так называемый средний класс. Обычно представители среднего и малого бизнеса весьма прижимисты, а тут…

— Гостевым билетиком угостишь?

— Нет вопросов.

Смирнов выкарабкался из-за стола, привычно оперся о трость и объявил:

— Пора мне, братцы. Спасибо за угощение, за беседу.

— Александр Иванович, может, такси вызвать? — предложил Константин.

— Какое еще такси? — обиделся Смирнов. — Я на колесах.

— Так вы же выпивши! — удивился Василий.

— Да что мы тут выпили? К тому же я — почетный милиционер с красивой красной книжечкой. Если что — простят старичка.

Втроем вышли на площадку. В ожидании лифта Смирнов обнял Константина за плечи, заглянул в глаза:

— А ты молодцом, Константин, хорошо держишься и вопросов не задаешь.

— Все-таки задам, Александр Иванович. Ничего нового о Ксении?

Подошел лифт, и Смирнов шагнул в кабину. Обернулся и дежурно успокоил:

— Сынок, уж поверь мне: все будет тип-топ.

Вдвоем вернулись к столу. Василий, глядя, как Константин наливает себе стакан водки, так оценил прошедшую встречу:

— Могучий дедок. Теперь таких не производят.

— Получил бы ты от него за «дедка». Он не дедок, он — Дед, мудрый Дед. Извини, Вася, но мне надо выпить. — И Константин без задержки опростал стакан.

Дождавшись, когда он отдышится от принятой дозы, Василий осторожно спросил:

— Костя, а кто это — Ксения?

Константин тупо смотрел в тарелку, будто не слыша вопроса. Вдруг встрепенулся, поднял голову (непроизвольно дернулась щека) и ответил бойко:

— Вроде как приемная дочь Смирновых. — Помолчав, добавил: — И самая богатая невеста России.

— Твоя?

— Что — твоя? — не понял Константин.

— Она — твоя невеста?

— Не знаю, Вася. Ее похитили.

— Похищенная! Катриона! — пушечно раздалось в полной темноте. И вспыхнул свет. Ослепшая на миг Ксения вмиг и прозрела. В дверях ее камеры стоял Денис-Георгией с подносом в руках. Не стесняясь, она высвободилась из одеяла, в казенной пижаме уселась на краю дивана и тоскливо призналась: