Легион хаоса - Вольфганг Хольбайн

— Или как человек, который еще даже и не родился? — спокойно спросил я.

На этот раз мне пришлось довольно долго ждать ответа. Некоторое время он лишь молча смотрел на меня, но вспышки гнева, которую я ожидал, не было. В его взгляде скорее было выражение печали. Или смущения.

И разочарования.

Наконец он раскрыл паспорт, положил его перед собой на стол и вытащил из кармана второй, чтобы положить его рядом.

— Я мог бы сказать, что… речь идет о досадной ошибке, — сказал он. — Об ошибке, которую совершил фальсификатор.

— Ты мог бы, — подтвердил я. Глаза Говарда сверкнули.

— Но ты бы мне не поверил.

— Нет, — ответил я. — Я бы этому не поверил, Говард. Какой из этих двух паспортов настоящий?

Я наклонился вперед и прикоснулся ко второму паспорту, к паспорту с невозможной датой рождения. Рука Говарда испуганно дернулась, словно он собирался вырвать его из рук. Но он сумел овладеть собой.

— Этот настоящий, — заявил я. — Но с ним ты вряд ли сможешь заявиться в какое-нибудь учреждение, не так ли? Как человек, который родится только через пять лет.

— А если бы это было так? — пробормотал Говард.

— Кто ты? — спросил я. Изо всех сил я старался говорить спокойно, но сам слышал, как искаженно и незнакомо прозвучал мой голос. — Кто ты, Говард?

Он смог выдержать мой взгляд одну бесконечно долгую секунду, потом опустил голову, откинулся на стуле и с усталым вздохом потер подбородок. Я никогда не видел его таким растерянным и выбитым из колеи, как в этот момент. Но он продолжал молчать.

— Мне следовало знать это, — пробормотал я, когда увидел, что Говард не собирается отвечать на мой вопрос. — Я был дураком, Говард. И ты обращался со мной так, как я этого заслуживал. Как с идиотом.

— Чепуха, — пробормотал Говард.

— Нет, это совсем не чепуха. Доказательства были совершенно очевидными. Ты помнишь нашу встречу с Лиссой?

Говард не ответил, да это и не требовалось. Никто из нас не забыл этой сцены. И слова, сказанные Говардом ведьме, вселившейся в тело Присциллы.

— “Ты не изменилась со времен Салема”, — по памяти процитировал я его слова. — Салема, Говард. Тогда я посчитал это риторикой, простым образным выражением. Но все было буквально так, как ты сказал. Ты встречал эту женщину в Салеме. В городе, который был разрушен двести лет тому назад! — Внезапно мой голос зазвучал громче; я почти кричал, хотя и не хотел этого. Возбуждение просто овладело мной.

— Ты всего-навсего друг моего отца. И больше никто. Только лишь…

— Я самый обычный человек, — перебил меня Говард. Его голос был совершенно спокойным, лишенным всякого чувства. Он звучал холодно.

Он резко встал, снял со спинки стула свой сюртук и сунул оба паспорта во внутренний карман. Они провалились за подкладку и снова упали на пол. Говард в ярости сжал губы, наклонился за паспортами и ударился головой о край стола, когда хотел снова выпрямиться.

— Действительно хватит, Роберт, — сказал он сдавленным голосом. — Я позаботился о тебе, когда ты появился здесь, хотя мы раньше никогда не встречались. Я сделал это, так как твой отец и я были друзьями, и я надеялся, что мы с тобой тоже когда-нибудь подружимся. — Он горько рассмеялся. — Некоторое время я действительно считал, что мы уже стали друзьями. Я думал, что снова нашел своего друга Родерика в тебе. Но я ошибся.

— Пожалуйста, Говард, — сказал я. — Ты прекрасно знаешь…

Говард раздраженным жестом оборвал меня и надел свой сюртук.

— Я ничего не знаю, — сказал он. — Я лишь знаю, что ты меня разочаровал, Роберт. Я полагал, что все пережитое нами вместе позволит тебе убедиться в моей лояльности. Но единственное, что я вижу, это недоверие.

У меня стало нехорошо на душе. Я знал, что его слова родились в гневе, и было естественно, что он в свою очередь перешел в нападение, как зверь, загнанный в угол, у которого не было возможности бежать.

И несмотря на это, его слова значили больше. В них была правда, о которой я до сих пор даже и не подозревал. И которая причиняла боль. Страшную боль.

— Мне… очень жаль, Говард, — сказал я.

Говард улыбнулся, едва заметно и очень горько. Он избегал смотреть на меня.

— Мне тоже, Роберт, — тихо сказал он. — Мне тоже.

* * *

Дом находился на окраине Лондона, в районе, где город начал строиться еще десятки лет тому назад, но потом по непонятным причинам это строительство было прекращено. Несколько улиц, пересекавших этот пришедший в упадок квартал, вели в никуда: фрагменты плана новостройки, которая так и не была закончена.

Было размечено несколько земельных участков, выкопаны подвалы и заложены фундаменты, но дома здесь так и не возвели. Сейчас там, где должны были возникнуть шикарные виллы и пятиэтажные многоквартирные дома, в земле зиял целый ряд огромных ям; эти котлованы, похожие на странные четырехугольные кратеры, уже давно заполнились водой, превратившись в маленькие озера, берега в которых заросли кустарником и сорной травой.

Дом тоже был заброшен. После его возведения в нем некоторое время жили люди, которые однако вскоре покинули его. Как и многие другие здания в этом районе, он пустовал, приходя в упадок и медленно разрушаясь.

Но несмотря на это, в нем имелись признаки жизни. Природа, которая уже успела отвоевать земельные участки и котлованы, обосновалась и здесь в виде мха, лишайников и тонких корешков; на стенах дома выросли грибы, а кое-где в пазах уже укоренились мелкие кустики и сорняки и начали медленно разрушать кирпичную кладку. Этот процесс займет десятилетие. Когда-нибудь в нем примут участие лед и вода и разорвут обветшавшие кирпичные стены изнутри.

Уже сейчас над забитой гвоздями дверью висела табличка, запрещавшая входить в дом. Кто-то краской написал на ней “Угроза обвала”. Правда, местами краска уже облетела и поблекла от ветра и непогоды. Но никто и так не входил в этот дом, так как от него веяло чем-то жутким, что невозможно было выразить словами, но что ясно ощущалось при первом же взгляде на него. Люди, путь которых пролегал мимо этого дома, делали большой крюк вокруг руин даже днем.

Его пустынные оконные глазницы, которые как выколотые глаза смотрели на улицу, нагоняли на них страх, а провалившийся каркас с голыми, полусгнившими балками напоминал скелет огромного доисторического чудовища, которое пережило миллионы лет, чтобы умереть здесь.

Высоко под этой обвалившейся крышей, в одном из темных, сырых углов под гнилыми балками гнездилась моль.

В этих насекомых не было ничего необычного. Даже по сравнению с другими подобными насекомыми они не отличались ничем особенным: были маленькие, менее сантиметра в длину, неприметные и какие-то белесые. Их крылья всегда казались немного помятыми и имели такой вид, словно были посыпаны липкой серой пылью.