Мода и гении - Ольга Хорошилова

Громцева отлично сработалась с Анселеном. Он не давил, не навязывал своего мнения и, главное, не торопил. Со сметой не спорил — Громцева никогда не перебарщивала с цифрами. В начале каждого проекта она изучала сценарий, знакомилась с актерами, обсуждала с постановщиком будущие наряды (форму, цвета, аксессуары) и вскоре представляла Анселену макеты. Затем — контрольная репетиция в костюмах, генеральная репетиция и, наконец, премьера. А после — щедрые режиссерские поцелуи, пышный букет роз и небольшая прибавка к жалованью в качестве благодарности.

Ее успехи в кино и на сцене впечатлили немецкого продюсера кинокомпании «Континенталь». Осыпав тяжелыми тевтонскими комплиментами, он предложил ей восемь тысяч франков ежемесячно (против двух тысяч франков, которые она зарабатывала у Анселена) и, конечно, мировую славу. Ведь победоносная армия Гитлера скоро завоюет все континенты — и это смелое предвидение прекрасно рифмовалось с амбициозным названием самой компании. Громцева отказалась. Как потом говорила, не хотела служить германцам. Осталась в Порт-Сен-Мартен, но Анселен не оценил ее патриотических чувств. С 1943 года заказывал все меньше, в основном костюмчики к пошлейшим водевилям. Терпение лопнуло, она ушла из театра и скрепя сердце приняла предложение «Континенталь». Однако согласилась выполнять заказы «только на расстоянии» и «только через посредников». Решение, как показали события, было мудрое.

Война закончилась. Началась другая эпоха, для Марии Громцевой более счастливая, яркая, обустроенная. Теперь она признана всеми — французами, немцами, британцами, американцами, великий дизайнер костюмов всех великих времен — от златопарчовых византийцев до блистательных венских Габсбургов.

В пятидесятые — шестидесятые годы она нарасхват. Работает с крупнейшими международными кинокомпаниями, шьет костюмы для шумных блокбастеров, среди которых фильмы «Анжелика — маркиза ангелов», «Анжелика и король», «Анжелика и султан». Сотрудничает с Гранд-опера, Фоли-Бержер, исполняет костюмы для балетов маркиза де Куэваса: его «Золушка» и «Спящая красавица» получили поистине королевские выходы.

Но самые важные ее проекты — костюмы по рисункам Юрия Анненкова для восхитительных фильмов Макса Офюльса: «Карусель», «Наслаждение», «Лола Монтес» и «Монпарнас, 19».

«ЗНАМЕНИТАЯ КОЛЛЕКЦИЯ»

Так называли современники богатейшее собрание костюмов Громцевой. Говорили, что Мария Васильевна, эмигрируя, чудесным образом вывезла из Страны Советов десятки тюков, набитых сокровищами: тканями, бальными платьями, купеческими сарафанами, богато расшитыми мундирами, кушаками, эполетами, треуголками. Так это или нет, сказать сложно. Однако мои двоюродные братья, ее внучатые племянники, прекрасно помнили волшебные кокошники, кафтаны, русские рубашки, хранившиеся в ее ателье. Кое-что из сокровищ она даже выдавала им напрокат — на очередной золотой бал золотой молодежи. В пятидесятые — семидесятые годы в Париже один за другим тихо умирали ее друзья, эмигранты первой волны. Их платья, костюмы, мундиры, фуражки переходили в коллекцию Марии Васильевны, к большому сожалению, распылившуюся после ее смерти.

Такая же участь постигла и библиотеку — второй важнейший источник информации об истории костюма. У Громцевой было богатейшее собрание книг и журналов о моде. Юрий Анненков часто забегал к Машеньке, чтобы отыскать в ее фолиантах ответ на какой-нибудь каверзный вопрос: какой тип шоссов носили, к примеру, в 1631 году или сколько карманных клапанов было на рединготе образца 1830 года.

Юрий Павлович разделял с Громцевой любовь к собирательству книг. Он владел замечательной библиотекой. Помимо редких первых изданий, подписанных его друзьями, поэтами, критиками, писателями, здесь были книги и каталоги по истории искусства, мебели, фарфора, архитектуры, скульптуры и, конечно, костюма.

Были в собрании и «эмигранты» — добротные русские журналы об искусстве и моде, вывезенные Анненковым из советской России. Иногда они становились материалом для картин. В 1960-е годы, к примеру, Юрий Павлович сочинил небольшой, аккуратный абстрактный коллаж: белый картон, изящно отточенный тушью, деревянные палочки, барабанящие о несбывшемся русском авангарде, милая кружевная тряпица и рядом с ней — «Журнал для хозяек», — слова, срезанные с обложки русского дореволюционного издания. Вероятно, оттуда же родом фигурка дамочки в платье сезона 1917 года, наклеенная слева. Этот коллаж — светлое, с толикой поэтической грусти воспоминание о Петрограде, революции, искусстве, а также о толпах, смраде, пошлом мещанстве, которое Анненков обожал не меньше абстракции.

Для своей обширной библиотеки Юрий Павлович придумал экслибрис. Черный стол, этакий неуклюжий буржуа, комично валится на каток перспективы: книжка в одну сторону, сигаретка в другую. Соскальзывает со столешницы изгрызенная мышью газета — едкая самокритика на литературные успехи Бориса Тимирязева. Справа от буржуа левитирует черная туфелька, и под самым ее носочком — имя автора забавного экслибриса. Даже в этой грациозной ничевочинке Анненков верен себе: шутит, смакует мещанство и думает об изящно обутом женском поле, перед которым готов расстилаться буквами и междометиями.

В «ПЕЩЕРЕ АЛИ-БАБЫ»

Юрий Павлович обожал веселые семейные щедрые вечера в доме 14 на улице Антуана Руше. Туда, в тихий дачный парижский район Отёй, мадемуазель Мари перенесла свое ателье — на обжитой улице Лафит места уже не хватало. В одном из помещений новой квартиры Громцева устроила творческую лабораторию, вместе с ассистентками, русскими и француженками, выполняла костюмы. В другой части организовала хранилище, которое называли «пещерой Али-Бабы». Там покоились настоящие сокровища — сотни нарядов, блесткие парчовые платья эпохи «короля-солнца», ферязи времен царя Алексея Михайловича, дивные куртки и плащи испанских Габсбургов, расшитые жемчугами и галунами кафтаны во вкусе Людовика XVI, строгие мундиры русской гвардии, треуголки д’Артаньяна, платья-шмиз Марии-Антуанетты, а еще звонкие доспехи, которые притягивали детей. И тысячи, тысячи красивейших мелочей — перевязей, аксельбантов, плюмажей, шпаг, шпор. История костюма во плоти, всех времен и народов.

В «пещеру Али-Бабы» часто наведывались гости, и какие! Весь цвет русской эмиграции: балетмейстеры Серж Лифарь, Леонид Мясин, Борис Кохно, изящный, миниатюрный, вечно напомаженный график Эрте, художники Лев Зак, Жорж Вакевич. Юрий Анненков приходил непременно с каким-нибудь приятным подарком: портретом, модным наброском или симпатичной карикатурой.

Громцева щедро, по-русски (с пирогами и неизбежной ледяной водкой) принимала Питера Устинова, Брижит Бардо, Симону Синьоре, Макса Офюльса — всех не перечесть. Жан Маре, красавец актер и режиссер, заказал ей костюмы по собственным проектам для своей постановки «Ученик дьявола». Он был доволен работой мадемуазель Мари, и ею самой, и ее пышными русскими угощениями, и, говорят, даже пел с ней русские песни.

Завсегдатаем «пещеры» был прославленный модельер Ив Сен-Лоран, тоже известный любитель русской культуры и водки. Громцева выполняла для него костюмы к «Сирано де Бержераку» в постановке Ролана Пети, а вместе с Варварой Каринской подготовила костюмы для «Гибели розы». Кутюрье обожал Россию, но посвящал ей не только коллекции. Четырех своих французских бульдогов он называл «в честь русских крестьян» — Мюжик.