Красная помада для бибабо - Алёна Воля

Мне было как-то неуютно от нашего разговора. Еще никогда в жизни я не давала никому подобные советы. Да и вообще, их давать — неблагородное дело. Но ситуация Илоны почему-то задела за тонкие душевные струны. Такое раболепство к мужчине выворачивало на изнанку.

Ох. Уже слышу чьи-то возмущения наполненные праведным гневом: "Учительница нашлась! Сапожник без сапог!" Все верно, только я не учила ее строить отношения, а пыталась вернуть чувство собственного достоинства, погребенное под непонятным слоем лже-науки.

С одним согласна: не мне, влюбившейся и подстраивающейся под абьюзера стоило давать советы, но рядом с ней не оказалось никого, кто попытался быть хоть как-то помочь и поддержать.

— Тебе не стоит больше пить, иначе не выдержишь, поплывешь и сдашься.

— Пожалуй, да. Сейчас я как раз в фазе храбрости. — К моему удивлению согласилась она.

— Вот и отлично. Завтра посмотрим на реакцию и решим как тебе лучше вести себя дальше. — Погладив ее по руке, ободряюще подмигнула.

У меня получилось невозможное: воодушевить ее настолько, что она заулыбалась в ответ. Появился блеск в глазах, и даже плечи расправила.

— Спасибо за пощечину. По поводу гордости. Не знаю, станет ли мне сил…

— Ничего. Откопаем. — Пообещала ей. Я сама когда-то выбиралась наверх из самого дна, когда мою самооценку на ноль умножили, а потому желание помочь было таким же необходимым как сделать следующий вдох. — Давай телефонами обменяемся?

В тот момент, когда я диктовала ей свой номер, на дорожке ведущей к беседке появился Марк. Благодаря освещению уличного фонаря он увидел нас издалека. Свистнул, оглянувшись назад и негромко сказал: — Вадь, здесь они! — а когда приблизился к нам, удивленно протянул: — Вот это да. Неожиданно. Девочки, час ночи. Вы что себе думаете?

О чем думаем? Ха! Если бы мужчины могли знать мысли женщин — сошли бы с ума. Уверена. Мышление, выводы, поступки — все отличается. Взять хотя бы тот момент, который больше всего драконил Вульфа в наших отношениях. Для меня это стало открытием. Я то считала, что яблоком раздора служило мое нежелание безоговорочно подчиняться, а оказалось нет. Основным раздражителем была моя внутренняя свобода и соблюдение определенной дистанции. Именно это заставляло его нервничать.

— Заведи себе второй номер. — Шепнула в последний момент Илона.

— Угу. Я это уже поняла. — Ответила, кивнув в знак согласия.

В ту ночь Марк много выпил, и, наверное, именно поэтому вдруг разоткровенничался на неожиданную тему. Мы лежали в обнимку: он — глядя в потолок, а я — прижимаясь к груди и слушая стук его сердца.

— Я не люблю этот дом. Здесь все напоминает об отце. Он умер пять лет назад: упал с лошади, а через два дня произошел геморрагический инсульт. Кровоизлияние в мозг по-простому.

— С лошади?

— Он был жокеем. Думаю, ты и так поняла, по кубкам и медалям на стенах… Я находился тогда в Лондоне. Поднял все связи, но спасти его не смогли. Даже попрощаться не успел. Когда садился в самолет уже знал…

— Мне жаль… терять родных очень тяжело…

— У нас были напряженные отношения. Грызлись не переставая. Думаешь, я жесткий? Это ты еще его не знала. Бескомпромиссный и несгибаемый. Твердый как камень. — Вульф надолго замолчал, мне даже в какой-то момент показалось, что уснул. Но потом вдруг продолжил: — В детстве я часто бывал на ипподроме. Приезжал, чтобы ухаживать за лошадьми, возился часами в конюшнях. И как-то приехал раньше, чем обычно. Нас отпустили с последних уроков в школе. — Тяжело сглотнул. — Зашел в хлев, а там, в деннике он… с одной из наездниц. Трахал ее в рот держа за волосы и не остановился, даже когда меня увидел.

— У нее… была красная помада на губах? — спросила еле слышно.

— Да… — выдохнул в ответ. — Я выскочил и побежал, не видя перед собой ничего… и случайно оказался слишком близко к крупу норовистой лошади… Потом кома. Когда смог вернуться на учебу… у нас в классе была девочка. Оксана. Считалась самой красивой. Стала насмехаться за спиной… дразнить… клички придумывать. Пить хочешь? — спросил без перехода.

— Нет.

— Погоди минутку. — Он отстранился, взял бутылку с тумбочки и сделал несколько больших глотков. — А потом, много лет спустя случайно оказался на встрече выпускников. Не ездил никогда до этого. Но я тот год вообще плохо помню. Митьки не стало, развод… короче приехал, а там она с красными губами. Нагнул ее буквально через пару часов. В тот же вечер.

Марк замолчал, видимо обдумывая дальнейшие слова. Выдохнул и сказал:

— Для меня красная помада и маркер шлюхи и моя слабость одновременно… не знаю, как объяснить…

— Ты хочешь, чтобы я…

— Не знаю… ты идешь с разрез… и заставлять никогда не стану… ты теперь второй человек на планете, кто знает об этом…

— А первый кто? — «Только не Алина, господи, только не она!» — взмолилась тут же.

— Вадим.

С самого утра меня начало знобить. В кровь бешеными дозами поступал кортизол. Если кто не в курсе — это гормон выделяемый надпочечниками. Его еще называют гормоном стресса. Мелко подрагивая, собирала по крупицам силы и завтракала через силу, лишь бы отвлечься на что-то. Марк чувствовал мое состояние, но вероятнее всего списывал на нервы по поводу пребывания в его семье.

У меня наверняка случился бы нервный срыв до всего основного, если бы не сестра Вульфа, наблюдая за поведением которой могла только порадоваться. То, что Вадиму не обломилось ничего ночью не вызывало сомнений. Он слишком усиленно демонстрировал свое спокойствие, но с тем же был напряжен и бросал в сторону Илоны тяжелые испытывающие взгляды. Она же сумела выдержать золотую середину: не пустилась в игнорирование, не стала сверх меры болтать и шутить, что часто бывает от перевозбуждения и не сидела с горем всего мира в глазах, чего я боялась больше всего.

Но вернемся к нашим печальным делам. По дороге назад, Марк, сам того не зная, подтолкнул разговор в нужном мне направлении.

— Давай ко мне заедем. — Попросила, когда впереди замаячил город.

— Зачем?

— Выгребу макулатуру из почтового ящика. За два месяца там наверняка куча рекламы и прочего набросали. Да и квартиру проверю: все ли в порядке.

— Хорошо. — Кивнул, явно что-то обдумывая. Собирался с силами минут десять, после чего огорошил: — Саш, ты думала о будущем?

— Если речь идет о домике в деревне на старости лет, то нет, не думала. — Попытка улыбнуться не удалась. Ладони стали мокрыми.

— Я не об этом. — Ответил, нервно постукивая пальцами по рулю. — Спрошу иначе. У тебя есть планы… или вообще видение жизни на ближайшие годы? Не знаю… пять, десять лет?

Чувствуя, как внутри начинает зарождаться мандраж, беспомощно выдохнула: