Спящие карты - Виктор Мурич

Перебравшись через забор и отбившись от двух свирепого вида собак принявших нас за два благоухающих копченостью окорочка, мы оказались практически у крепостной стены. Слева от нас кипел бой, а прямо, шагах в двадцати вожделенная калитка – путь на свободу. Охранявшая ее стража, бросив свой пост, уже подбегала к бурлящему железному кому, из которого часто вываливались посеченные тела, залитые кровью.

Взявшись за тяжелую задвижку калитки, я бросил последний взгляд на поле боя. Оставшаяся в одиночестве Дама неистово вертелась конем, расшвыривая в стороны пехотинцев. Без шлема, в помятых доспехах и злая как сам дьявол. Ежик темных волос перепачкан кровью, на щеке глубокая царапина – след от стрелы. Солдаты шарахаются от нее в стороны как от чумной, но длинный двуручный меч достает их везде, вспарывая доспехи и раскалывая как орех шлемы.

Она увидела нас. Увидела и что-то радостно прокричала, поднявшись на стременах, но вонзившаяся в открытый рот стрела заставила ее замолкнуть. Последнее, что я видел, осторожно прикрывая за собой калитку, это ее тело, поднятое на копьях.

Что есть сил, мы бежали от города, от его ненавистных белокаменных стен. Не сдерживая слез, я рыдал как ребенок, часто вытирая лицо обгорелым рукавом подкольчужника. Железяка хмурился и делал каменное лицо, старясь быть таким же невозмутимым как его маска.

Дама, как живая стояла у меня перед глазами, нежная и страстная как в ту ночь в дремучем лесу. Но я плачу не потому, что жаль ее. Нет. Жалость в данном случае неуместна. Просто мне очень плохо оттого, что ее уже нет. Не смотря на то, что Дама пыталась меня убить, желая защитить свои сны, я не держу на нее зла. Я прощаю ей все, и оставляю в воспоминаниях лишь лучшее: совместную работу и ту незабываемую ночь. Дама профессиональный солдат и знала, на что идет. Ей дали волшебные сны, а взамен потребовали отдать собственную жизнь в любой момент. Когда я предлагал Даме всей колодой выйти из сна, то городил несусветную чушь. Еще не так давно, хотя кажется, что прошла целая вечность, я точно так же ринулся бы вперед, не думая ни о риске, ни о спасении. Лучше достойно погибнуть в бою, чем влачить жалкое существование в том, родном мире, который сейчас кажется страшным кошмаром, и в котором мы изгои не способные нормально адаптироваться в мирном обществе. Все мы дети войны. Она изменила нас и наш внутренний мир. Однажды, после выписки из госпиталя я неторопливо прогуливался в парке, недалеко от дома. Разрабатывал ногу. Первые несколько месяцев были самыми тяжелыми, иногда даже хотелось сдаться и сесть в инвалидное кресло лишь бы не терпеть эту мучительную боль наполнявшую тело при каждом шаге. Прогуливаясь по тропинке, в окружении пышных кустов я услышал знакомый свист. Тело среагировало само. Не смотря на больную ногу, я рыбкой сиганул через кусты, и вжался в землю, ожидая падения минометной мины. За кустами что-то хлопнуло. Услышав за собой смех, я приподнялся и повернул голову. Два подростка тыкали в меня пальцами и аж сгибались от хохота. В руке одного из них была коробка петард. Мне потребовалось приложить все силы, чтобы удержать себя от опрометчивого поступка или слова.

Глава 27.

Мы укрылись в одной из разграбленных деревень недалеко от города. Уцелевшая изба стала нашим домом. Да, именно домом, потому, что нам больше некуда идти. Некогда это было поселение, чуть ли не на сотню добротных рубленых домов, окруженных садами. С одной стороны деревни небольшая рощица, за которой вдалеке темнеет дремучий лес, с другой, бескрайние ухоженные поля, кормившие и крестьян и столицу. Сейчас, от всей прежней красоты осталась лишь одна чудом уцелевшая избушка на окраине выжженной деревни. На месте рощи – частокол обугленных стволов. Все это визитная карточка дракона. Он довершил то, что не успели сделать гоблины.

Смерть мальчика поставила крест на спасении Ди. То, что я ее больше никогда не увижу, не вызывает никаких сомнений. Нас разделяет два непреодолимых препятствия: орды тварей хозяйничающих в этом мире и мое неумение проходить через Занавесь.

Никогда не думал, что за столь короткий срок человек может мне стать настолько дорог. Наше знакомство было недолгим, но оставило в моей душе глубокий след. К сожалению, это все в прошлом. Сейчас для меня будет наиболее разумным забыть о ней и, последовав совету Железяки, отсечь прошлое, начав жизнь сначала в новом мире.

От отчаяния и бессилия начали появляться худые мысли. Жизнь потеряла смысл, и я не знаю, что делать дальше. Можно конечно пытаться выжить в этом мире, в общем-то он ничем не хуже дома. Посвятить себя борьбе с тварями, или еще чем заняться. Было бы желание, а работа всегда найдется. Но проблема в том, что все это не вызывает у меня ни малейшего интереса. Тяжело жить, не имея цели.

Единственное, почему я до сих пор жив, а не геройски погиб в бессмысленной схватке, например с гоблинами, или еще как, это любопытство. Я не понимаю, зачем Хозяева направили колоду спасать меня. Их поступки всегда были для меня загадкой, но на этот раз Хозяева переплюнули все предыдущие деяния. Зачем им понадобился обычный парень Дима – бывшая Шестера Пик? Что во мне такого особенного? Такое впечатление, что они хотят, чтобы я дошел до Форта Ночного Сияния и освободил Ди. Но зачем это существам, которые повелевают не одним миром? Ни логика, ни Железяка не помогли разрешить мне ни один из этих вопросов.

Глава 28.

Звонкой струной запела освободившаяся из плена пальцев тетива. Заяц подпрыгнул и пушистым комом покатился по земле, судорожно суча лапками. Вот и наш обед. Быстро подхожу к добыче и коротким движением ножа обрываю ее мучения. Большие глаза покрылись красной поволокой, и жизнь навсегда покинула крохотное тельце. Забавно, но я, профессиональный солдат, отправивший всякими разными способами на тот свет уйму народа не люблю убивать животных. Железяка, услышав о моем чудачестве, долго хохотал, прихлопывая ладонями по бедрам. Он счел мое откровение за шутку, и никаким способом мне не удалось объяснить, что испытываю жалость, убивая беззащитных зверюшек. Железяка обозвал меня лодырем, отлынивающим от работы, сунул в руки лук и отправил за обедом.

Закидываю добычу за плечи и привычно осматриваю опушку леса. Дни, прожитые в заброшенной деревушке, научили нас быть предельно осмотрительными. К счастью орды гоблинов не проявляют особого интереса к уже опустошенным деревням. Пару раз видели драконов и тут же прятались, от греха подальше.

Шевельнулись ветви на опушке, выдавая присутствие человека или гоблина. Это точно не какой-то лесной зверь, так как ветви шелохнулись где-то на высоте человеческого роста.

Достаю из колчана стрелу с зубчатым наконечником и натягиваю лук. Если врагов не больше пяти – буду драться, иначе – ноги в руки и, петляя, как заяц по оврагам с непролазными зарослями кустарника, буду драпать.

Ленивой походкой из лесу показался Апокимус. Неизменный кожаный балахон с прорезями для рук, длинная седая борода и перетянутый черной лентой водопад волос. Напевая какой-то незатейливый мотивчик, он небрежно бросает в рот красные ягодки, и довольно кривится как ребенок, которому сунули в рот ломтик лимона. С одной стороны вроде бы и кислятина, а с другой довольно вкусно.