Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима - Нюма Дени Фюстель де Куланж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наконец, низшему классу удалось создать собственную религию. Эти люди наверняка испытывали религиозное чувство, которое неотделимо от нашей природы и вызывает потребность в молитвах и поклонении, а потому они страдали, оказавшись вне религии; согласно древнему закону, каждый бог принадлежал только одной семье, и право совершать молитву передавалось по наследству. Вот почему они прилагали все усилия, чтобы обрести свой культ.
У нас нет возможности подробно описать усилия, которые они предпринимали, те средства, которые придумывали, все трудности, встававшие на их пути. Эту работу проделывал каждый человек, и она долгое время оставалась тайной для окружающих; мы можем увидеть только результат. Иногда плебейская семья воздвигала свой очаг; она или сама осмеливалась зажечь его, или доставала где-нибудь священный огонь. Тогда у нее появлялся свой культ, свое святилище, свой бог-покровитель, свое жречество по примеру патрицианских семей. Иногда плебей, не имея домашнего культа, получал доступ в храмы города. В Риме те, у кого не было своего очага, а как следствие, никаких домашних праздников, совершали ежегодные жертвоприношения богу Квирину[159].
Когда высшее сословие упорно не желало впускать в храмы низшее сословие, последнее воздвигало собственные храмы. В Риме на Авентинском холме у них был храм, посвященный Диане, и святилище Плебейской Скромности. Вот что рассказывает Тит Ливий об истории появления этого святилища: «Молебствия эти запомнились ссорой, случившейся между матронами в святилище Скромности Патрицианской, что на Бычьем рынке возле круглого храма Геркулеса. Матроны не допустили там к обрядам Виргинию, дочь Авла, за ее брак не с патрицием, ведь она была из патрицианского рода, но замужем за консулом из плебеев Луцием Волумнием. Краткий спор женские страсти превратили в яростное противоборство, когда Виргиния с истинной гордостью заявила, что в храм Патрицианской Скромности она вошла и как патрицианка, и как скромница, и как жена единственного мужа, за которого ее выдали девицею, и не пристало ей стыдиться ни его самого, ни его должностей, ни его подвигов. Свои гордые слова подкрепила она славным деянием. На Долгой улице, где она жила, она выгородила в своем жилище место, достаточно просторное для небольшого святилища, воздвигла там алтарь и, созвав плебейских матрон, посетовала на обиду от патрицианок и сказала: «Этот алтарь я посвящаю Плебейской Скромности и призываю вас, матроны, так же состязаться меж собою в скромности, как мужи нашего государства – в доблести; постарайтесь же, если это возможно, чтобы этот алтарь славился перед тем и святостью большею, и почитательницами чистейшими». Алтарь этот чтился почти по тому же чину, что и первый, более древний: только матрона, признанная безупречно скромной и единобрачной, имела право приносить на нем жертвы». Восточные культы, которые в VI столетии хлынули в Грецию и Рим, пользовались у плебеев большим успехом. Эти культы, как буддизм, не делали различий ни между кастами, ни между народами. Наконец, часто плебеи создавали себе богов, подобных богам патрицианских курий и триб. Так, царь Сервий воздвиг алтари в каждом городском квартале, чтобы народ имел возможность совершать жертвоприношения, а Писистратиды установили гермы на улицах и площадях Афин. Это были боги демократии. У плебеев, которые раньше были толпой, не имевшей культа, появились свои религиозные церемонии и праздники. Плебеи получили возможность молиться, а это имело большое значение в обществе, где религия определяла положение и достоинство человека.
Как только низшее сословие преодолело эти этапы, когда в плебейской среде появились богатые люди, воины и жрецы, когда народ получил все, что дает человеку чувство собственного достоинства и ощущение силы, когда, наконец, народ заставил аристократию считаться с собой, было уже невозможно удерживать его вне социальной и политической жизни. Пришлось открыть доступ в город.
Вступление низших классов в город было переворотом, заполнившим собой период с VII по V век до н. э. истории Греции и Италии.
Усилия народа повсеместно увенчались победой, но средства и пути ведения борьбы были разными. В одних случаях народ, почувствовав свою силу, восставал с оружием в руках и врывался в город, где ему запрещалось жить. Захватив город, плебеи либо изгоняли аристократию и занимали их дома, либо довольствовались провозглашением равноправия. Так было в городах Сиракузы, Эритр, Милет.
В других случаях народ не шел на такие жесткие меры. Без вооруженной борьбы, с помощью морального давления он заставлял аристократию идти на уступки. Затем избирался законодатель и изменялся государственный строй. Так произошло в Афинах.
В отдельных случаях низший класс достигал своей цели постепенно, без переворотов. Так, в Кумах число граждан, вначале весьма незначительное, сначала увеличилось за счет представителей из народа, которые имели достаточно средств, чтобы держать лошадь. Позже увеличилось до тысячи, и, наконец, в городе установилась демократическая форма правления.
В некоторых городах цари решали вопрос с допуском плебеев в город; так было в Риме. В других городах это было делом народных тиранов, как в Коринфе, Сикионе, Аргосе. Когда аристократия одерживала верх, ей хватало благоразумия оставлять низшим классам звание граждан, которое им дали цари или тираны. На Самосе аристократии удалось одолеть тиранов, только освободив низшие классы. Потребуется слишком много времени на перечисление различных форм борьбы, которые использовались в ходе этого грандиозного переворота. Результат всюду был один и тот же: низший класс вошел в город и стал частью государства.
Поэт Феогнид дает четкое представление об этом перевороте и его последствиях. Он рассказывает нам, что в его родном городе, Мегаре (Мегарах), два типа людей. Одних он называет «хорошими, благородными», имея в виду аристократов, других «плохими, подлыми», имея в виду низший класс. Вот как поэт описывает прежнее положение низшего класса: «Встарь ни законов они не разумели, ни тяжб»[160], то есть не имели прав гражданства.
Им не разрешалось даже приближаться к городу; «козьими шкурами плечи покрыв, за плугом влачились, стадо дубравных лосей прочь от ворот городских в страхе шарахалось…»2
Они не принимали участия в священных трапезах, и не имели права вступать в брак с членами «хороших» семей.
Но как все изменилось! Аристократия свергнута; «ныне рабы – народ-самодержец, челядь – кто прежде был горд доблестных предков семьей»[161].