От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г. - Иван Касьянович Кириенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А что же представляет генерал Кириенко? Мы, чины Русского Корпуса, хорошо его знаем и помним по Банице в Белграде, где он некоторое время занимал должность начальника гарнизона и считался помощником командира корпуса генерала Штейфона. Держал себя генерал Кириенко крайне заносчиво, в обращении с подчиненными всегда был груб, как правило – к провинившимся прилагал арест после жестокого разноса.
Генерал представлял тип начальника, которого избегали, чтобы не попасть на замечание, выговор, разнос. Самым излюбленным делом, льстившим его болезненному самолюбию, было появление на вечерней перекличке гарнизона, представлявшей, скорее, строгий смотр. Обходя строй, генерал не скупился на острые замечания и подвергал им не только рядовых, но даже ротных командиров, чин которых был равен его чину и выше по старшинству. Помнится, как однажды он сделал замечание генералу Ангилееву, командиру роты, приблизительно в таких словах: «Ваше Превосходительство, Вы и до сих пор еще не научились выстраивать роту!» Невольно становилось больно за такую дерзость в отношении такого же генерала, бывшего на фронте 1-й Великой войны командиром одного из славных полков.
Отношение его к бывшим добровольцам носило сугубо оскорбительный характер, что вызвало у них лютую ненависть к оскорбителю.
В начале 1942 года в Софии открылась запись в формирующийся в Югославии Русский Корпус. Добровольцы массами, с первых дней записи, стали прибывать на Оборище, 17, где находилось бюро записи, горя желанием включиться в борьбу с поработителями Родины. Еженедельно по железной дороге группы в 100 человек отправлялись в Белград. Прибытие новых пополнений позволило закончить формирование 3-го полка и приступить к разворачиванию 4-го, но оно не было закончено из-за прекращения поступления новых контингентов. Объясняется это обстоятельство наступившим охлаждением, вызванным ярким недоброжелательством руководителей формирования во главе с генералом Кириенко к этим пополнениям, пропитанным духом добровольчества и их сплоченностью в сохранившихся частях Добрармии.
Особенно это недоброжелательство проявлялось в беседах генерала Кириенко с вновь прибывшими группами.
В одной из таких бесед генерал Кириенко открыто заявил: «Забудьте, что вы были корниловцы, мaрковцы, дроздовцы, алексеевцы. Здесь их не будет, а все старое и прошлое их представляет позорную страницу, которую нужно перевернуть раз и навсегда». Печальное заявление он сделал нашим первым представителям, покойному генералу Жданову, командиру Марковского полка, штабс-капитану Стефановскому, представившему группу корниловцев в 105 человек, вызвав негодование их. Иначе и не могло быть, ведь сюда явились старые воины-добровольцы, спаянные боевым товариществом, участники многих боев, раненные по несколько раз, и даже инвалиды, все готовые вновь повторить страду воина во имя долга перед Родиной. То, что сказал генерал Кириенко, острым ножом вонзилось в их честные сердца, и в них угасла вера, что новое дело строится на святой правде.
Вскоре прилив новых пополнений прекратился и начался отлив старых, и только искусственные препоны предотвратили массовый уход. Но почта успела предупредить тех, кто был намерен последовать примеру пионеров, плохую услугу учинил не в меру ретивый и неудачливый новатор делу формирования. Несомненно, генерал Кириенко заслуженно называется злым гением Корпуса.
Помимо этой враждебности к добровольчеству, порок его усугублялся еще и ярко и бескомпромиссно выраженным политическим кредо; если поступающий воздерживался примкнуть к монархическому движению и восприять этот лозунг, то ни на какое выдвижение по службе он рассчитывать не мог. Как иллюстрация к только что сказанному, приводится случай с полковником Пио-Ульским. Однажды покойный был вызван в Штаб, где ему генерал Кириенко предложил отказаться от причастности к корниловцам и признать Великого Князя Владимира Кирилловича и обещал за это командную должность. Полковник Пио-Ульский, взяв под козырек, ответил: «Нет, Ваше Превосходительство, я был корниловцем и им останусь. Разрешите мне продолжать службу рядовым». Конечно, после такого ответа полковник Пио-Ульский не продвинулся дальше фельдфебеля до конца службы в Корпусе.
Ничего лучше не могли придумать немцы, заметив все пустозвонство генерала Кириенко, как его убрать. Так бесславно закончил он свою карьеру в Русском Корпусе, подобно участию в первом Кубанском походе, где он долго ездил на подводе, пока по распоряжению генерала Казановича не был снят с подводы, потребовавшейся для нужд больных и раненых. Это окончательно вывело генерала Кириенко из себя и послужило последней каплей, переполнившей горечь всех обид от постигших его неудач.
Крайне тяжело и с душевной болью приходится писать на такую тему и входить в распрю со старым и когда-то заслуженным офицером, награжденным Георгиевским крестом, но долг защиты доброго имени нашего вождя повелевает.
Все мы, офицеры, помним нерушимый уклад Старой Армии под скипетром Царя и вытекающие из этого уклада традиции, – прежде всего беспрекословное повиновение своему начальнику, уважение к старшим и корректное отношение между собой. Соблюдая эти заповеди, освященные веками, армия строила свои взаимоотношения на прочном фундаменте. С переходом к формированию частей Добрармии и, впоследствии, Русской Армии, мы переносили эти устои туда, чтобы соблюсти закономерность и законопослушность.
Но что же мы видим на примере генерала Кириенко? С первых шагов своей службы в Добрармии он входит в конфликт с Главнокомандующим, затем изменяет Белой идее, Русскому Обще-Воинскому Союзу, перебрасывается в другой лагерь, а теперь, соединившись с людьми, лишенными воинских и общечеловеческих принципов доблести, становится на путь лжесвидетельства, пороча окруженного ореолом славы народного героя, свято исполнившего свой долг воина и верного сына России и погибшего на своем посту, лишившись даже места вечного упокоения.
Но напрасны злопыхательства генерала Кириенко и его присных, усилия их не разрушат памятника славы и народной памяти. В нем светится сила подвига в самоотверженном порыве и бесценной жертвы спасти гибнувшее Отечество. Только та пламенная любовь к России, которою он горел, способна была вызвать подъем и двинуть на борьбу с красным врагом, полонившим нашу Родину, добровольцев из остатков бывшей