Куявия - Юрий Никитин

– Дальше не поведу, – бросил он рассерженно.

– Боишься? – спросила она ядовито.

– Только дурак оставит боевого коня одного в незнакомомместе, – ответил он уклончиво. – Да еще на землях врага!.. Ничего,можешь спрятаться по ту сторону вот этого дерева. Оно достаточно толстое… аты – нет.

Она повернулась и показала ему связанные руки.

– А как это?

Он подумал, предложил в затруднении:

– Ну… вообще-то я могу с тебя снять… это… ну, то, чтотам у вас еще. Под платьем. Если, конечно, разберусь с вашими хитрыми шнуркамида веревочками. А потом так же одену… Если смогу. Ну, а если не смогу…

Она вспыхнула в негодовании.

– Мерзавец! Да я лучше умру!

Морщась от ее визга, он достал нож и подошел к ней. Онабестрепетно взглянула на его суровое лицо. Он сердито повернул ее к себеспиной, она чувствовала, как острое лезвие узким кончиком расковыривает узел,потом ее руки задергало, она ощущала прикосновение его рук, наконец путыослабели, веревка соскользнула с ее кистей.

– За этим деревом!.. – сказал он зло итвердо. – Ни шагу дальше.

Он обогнул дерево и зашел с той стороны, чтобы если пленницавздумает бежать, то понеслась бы в сторону дракона. Она поняла, что больше онне уступит ни пяди, послушно остановилась у дерева. Занемевшие пальцы плохослушались, а шнурков в самом деле многовато. Она страшилась, что он потеряеттерпение и обогнет дерево, застанет в такой унижающей ее позе, и, сгорая состыда, спешила как можно быстрее избавиться от тяжести, а при этой звенящейтишине в лесу… будь прокляты враз умолкнувшие птицы, затихший ветер!.. всеполучалось непристойно громко. По крайней мере ей казалось, что все чересчургромко и ему, этому гаду с той стороны дерева, все слышно.

Иггельд поспешно отвернулся, когда она вышла, но краем глазанаблюдал, заметно. Веревка уже нетерпеливо подрагивала в его руках. Он связалей кисти, кивнул на выход из леса, сам пошел следом в двух шагах.

Ратша вышел из-за деревьев, на плече крупный молодойподсвинок, Ратша придерживал его одной рукой, шагал широко, легко, довольный,будто отыскал сокровище. Заорал весело:

– Тут такие стада!.. Непуганые! Что за люди здесьживут, что за люди? Я там еще двух завалил. Прямо вон за теми деревьями, сотниполторы шагов от меня и до другого дуба.

Иггельд сказал сварливо:

– Ну и принес бы покрупнее.

– А жарить этого будешь ты? – поинтересовалсяРатша ядовито. – Как всегда, сверху уголья, а внутри сырое мясо?.. Нет уж,иди собирай мою добычу, завидуй моим выстрелам.

Иггельд вздохнул и, кивнув на пленницу, мол, не своди глаз,пошел за деревья. Блестка видела, как оглянулся с недоверием, но, перехватив еевзгляд, вроде бы смутился, пошел быстрее, исчез за толстыми стволами. Ратшасбросил кабаненка возле костра, сказал довольно:

– Молодой, жирный… Впрочем, Артанка, может быть, умеетприготовить лучше? Все-таки мы больше воины, чем повара.

Она процедила с предельной брезгливостью:

– Вы больше свиньи, чем воины.

Он вскинул брови.

– Хочешь сказать, что не станешь есть приготовленноекуявами?

– Я не стану есть нечистую пищу, – отрезала она.

– Нечистую?.. Ах да, прости… Я так давно не покидалКуявию, а с артанами встречался… гм… скажем так, вообще забыл уже когда. Такчто ваши привычки подвыветрились. Конечно-конечно, благородные артане не едятсвинину! Хотя не понимаю, зачем себя так ограничивать.

– Не ограничивают себя только звери, животные и прочие скоты, –отрезала она еще неумолимее. – А человек умеет налагать на себя запреты и…соблюдать их!

Она отвернулась, за спиной слышен треск распарываемой плоти.Запахло теплыми внутренностями, свежей кровью. Она села на землю, держасвязанные руки перед собой.

Из-за деревьев вышел Иггельд, на плечах громаднейший кабан,таких исполинов Блестка еще не видела. Иггельд свалил его перед мордой дракона.Тот приоткрыл один глаз, грустно вздохнул, подняв облако пыли. От кострадонесся веселый крик Ратши:

– Дай ему отдохнуть. Неси второго! Тот еще больше.

– Видел, – буркнул Иггельд.

Блестка перехватила его недоверчивый взгляд. Онапоморщилась, свиноеды – не люди, а лишь говорящие животные. Иггельдпоколебался, взгляд соскользнул с Блестки на Ратшу и обратно, она услышала егонедовольный голос:

– Ладно, ты трех из азарта, но зачем они? Забываешь,где мы и что с нами.

– Забываю, – охотно согласился Ратша. – Когдавот так у костра, за спиной зеленый лес, родничок из-под корней, красиваядевушка… на веревке, как коза, птички поют, что еще мужчине надо?.. Ладно,третий пусть остается, вот волки ахнут от такого подарочка… Я первого ужеразделал, жарить будешь? Ладно, это я так спросил. Я тебе такое важное дело недоверю…

Иггельд сходил к дракону, принес в чистой тряпице каравайхлеба, сыр, пару луковиц. Блестка удивилась несказанно, когда он положил всеэто перед нею, развязал руки, все это время хмурился, морщился, кривился,словно касался толстой жабы с вот такими бородавками.

– Ешь, – велел он. – Если не умеешь естьнастоящую еду.

Она фыркнула:

– Настоящую?.. Свинину?

– Свинья такая же свинья, как и олень, – ответилон. – Или корова.

Она отвернулась, чтобы даже не видеть, как Ратша насадил натолстый прут освежеванного кабанчика и поместил над крупными пурпурными углями,укрепив на воткнутых по сторонам костра рогульках. Ратша скалил зубы, медленноповорачивал прут, чтобы жарилось равномерно, крупные капли начали срываться наугли, те злобно шипели, как разъяренные коты, запах пошел густой, мясной.

Блестка, поколебавшись, взяла хлеб и сыр, Иггельд соблегчением вздохнул, когда она вонзила зубы в сыр, что Блестку удивило: какаяему разница, голодная или сытая, чего это такой заботливый, совести у куявов,как известно, нет и не будет, какая-то хитрость или подлость, все они гады,свиноеды, а это вообще ставит их за грань людей, так что истреблять их можно инужно всех без жалости.

Аромат жареного мяса становился все невыносимее. Блесткаподнялась и перешла на другую сторону костра. Чтоб сразу не бросились ееловить, опустилась на землю и скрестила ноги. Здесь легче, ветер относит запахив сторону Иггельда. Он смотрел непонимающе, на лбу складки, затем собрал наскатерть хлеб и сыр, отнес к ней и снова расстелил перед ее ногами.

– Если твоя… странная вера запрещает естьсвинину, – сказал он сердито, – но я не слышал, чтобы запрещала даженюхать!

Она посмотрела на него холодно, как на говорящее животное.