Лето больших надежд - Сьюзен Виггз

Правда, у мамы в глазах стояли слезы, и Дэзи знала, что сейчас произойдет.

— Ты приехала, мамочка. — Макс тараторил, не замечая предупреждающих знаков. — Разве тут не чудесно? Пойдем, я покажу тебе все. Мы работали, все мы…

— Я хочу увидеть все, Макс, — сказала ему мама. — Позволь мне также поздороваться с Дэзи.

Они обнялись, и для Дэзи это было странно, и она ненавидела это. Когда она была маленькой, она таяла в материнских объятиях и чувствовала себя защищенной и окруженной заботой. Сейчас все было по-другому. Даже волосы ее мамы. Они были слишком короткими. В этом году она подстригла волосы и отдала их на парик, чтобы помочь подруге, которая боролась с раком груди. Как могла она быть такой хорошей подругой и такой несчастной женой?

— Привет, детка, — сказала ей мама, отодвигаясь назад. — Я так по тебе скучала.

— Я тоже. — Дэзи вырвалась из объятий.

Это было не совсем честно. Она скучала по тому, какой была их семья. Она смотрела на этих людей, на их знакомые лица, и попыталась вспомнить, как они смеялись вместе, чувствовали себя в безопасности, были счастливыми, все под одной крышей. Куда делась ее семья? Это было так, словно они попали в какое-то другое измерение, оставив этих, других, в их доме, этих людей с нахмуренными лбами и дрожащими губами и глазами, которые наполнялись слезами, но не давали им воли.

Папа выглядел обороняющимся и испуганным. Только минуту назад он смеялся и брызгался в лодке и учил их глупым лагерным песням.

— София, — произнес он, и это прозвучало вымученно.

— Пойдем, мама, давай я тебе все покажу.

Макс, похоже, решил быть веселым, действовать так, словно все в порядке. Он взял ее за руку и стал изображать экскурсовода, показывая ей лагерь, указывая на все проекты, которые они закончили, чтобы приготовить место к празднованию Наны и дедушки. Обед был готов, хотя все были напряжены оттого, что мама приехала. Дэйр приготовила дыню и холодное вареное мясо, но у Дэзи не было аппетита, и она только немного поклевала еду. Макс тоже. Она видела, как он стоял в дверях столовой, глядя на веранду, где их родители говорили тихими, напряженными голосами. Мама стояла с руками, сложенными на животе, словно у нее болел живот. Папа поднял руки, защищаясь.

Дэзи подошла к Максу и положила руку ему на плечо. Он посмотрел на нее, его глаза были огромными и испуганными. «Ах, Макс», — подумала она, желая избавить его от страха и зная, что она этого сделать не может.

— Все будет в порядке, — сказала она, пожимая его плечо. Это, вероятно, была ложь, но она не знала, что еще сказать. Она расправила плечи, прокашлялась и открыла дверь на веранду. — Пойдем.

Мама и папа попытались улыбнуться, когда Макс и Дэзи присоединились к ним, но это у них не получилось, и все четверо это знали. Мама обняла их обоих и притянула к себе.

— Мне жаль, — проговорила она. — Мне так жаль. Я так люблю вас обоих, но я больше не могу. — Потом она отступила и переводила взгляд с Дэзи на Макса и обратно. — Мы с вашим отцом обсуждали это долгое время, — добавила она. — Нам придется кое-что изменить в нашей семье.

Позже в тот вечер родители Дэзи сделали кофе в главном холле и сидели вместе, просматривая официального вида бумаги в толстой папке, которую привезла ее мать. Мама не только бросала отца — она собиралась жить половину времени в Гааге, практикуя международное право.

— Это то, чему я училась всю свою жизнь, — объяснила мама. — Я не могу упустить эту возможность.

«Ну конечно, ты можешь», — хотелось сказать Дэзи. Женщины, имеющие семьи, то и дело упускают возможности. Или они ждут, пока их дети больше не будут в них нуждаться. Она прикусила губу и запретила себе произносить это. И без того горечи было слишком много.

Макс спросил, где находится Гаага. Дэзи отвела его в лагерную библиотеку и показала ему атлас, затем проводила Макса в хижину. Ее брат едва сказал пару слов, пока они чистили зубы и умывались. В лагере он никогда не жаловался, если пора было ложиться спать, и этот вечер не был исключением. Дэзи прилегла рядом с ним на койку и включила свет для чтения.

— Что ты сейчас читаешь?

— «Остров сокровищ», — тихо ответил он. — Папа читает мне его.

— Отлично. — Она открыла страницу на отмеченном месте и начала читать.

Несмотря на жару, Макс прижался к ней, пока она читала о Бене Гане, высаженном на необитаемом острове, и к тому времени, как Джим Хаукинс приблизился к сокровищам, брат Дэзи уже засыпал.

В дверь раздался мягкий стук. Вошли Оливия и Баркис. Собака пронеслась по полу и забралась на постель, тут же устроившись рядом с Максом.

— Привет, парень. — Макс улыбнулся. — Он может остаться, если хочет, — сказал он Оливии.

— Я думаю, он хочет, — согласилась она, придвигая стул к койке. — Продолжай читать, Дэзи.

— Хорошо. — Она снова стала читать с того места, где остановилась, она произносила слова, а ее сознание улетело за много миль.

Через некоторое время и Макс, и маленький песик спали. Дэзи встала с кровати, отметила страницу и выключила настольную лампу. Они с Оливией сидели вместе на открытой веранде хижины, глядя через луг на озеро. Появились звезды, и светлячки светились в кустах. Приятный ветерок пролетал сквозь лагерные постройки.

— Я была примерно в возрасте Макса, когда мои родители развелись, — сказала Оливия. — Может быть, немного старше. Я была почти уверена, что мир обрушился. Я чувствовала себя потерянной, по-настоящему потерянной долгое время.

— Что ты имеешь в виду под словом «потерянная»?

— Я никогда не знала, что думать или чувствовать, и сделала некоторые ошибки, я надеялась и вела себя так, словно они воссоединятся. Я хочу сказать, это совершенно нормально для ребенка, который желает этого, но, если ты позволишь себе поглотить себя, у тебя в жизни не остается места ни для чего другого, и ты обречен на разочарование. Я не позволяла себе видеть, что что-то на самом деле стало лучше после развода.

— Что, например? — Дэзи сорвала травинку. Ей хотелось выкурить сигарету, но она знала, что Оливия ненавидит курение.

— Ты знаешь, какая атмосфера в доме, когда твои мама и папа вместе, изо всех сил пытаются поладить друг с другом ради тебя?

Она понимала. Атмосфера несчастливого дома. Дэзи ощутила узел в кишках и кивнула. Она знала это холодное, тяжелое чувство, невысказанный ужас. Дэзи знала, что один неверный шаг может нарушить равновесие, и все посыплется.

— Я на самом деле ходила на цыпочках, — сказала Оливия. — Ты знаешь выражение «ходить по стеклу»? Я ходила на цыпочках, надеясь, что ничего не разрушу. Но дело было не в этом. Наша семья уже была разрушена. И в этом не было моей вины, но мне оставалось иметь дело с разбитыми кусками. Я некоторое время плохо с этим справлялась.

— Как?

— Я утешалась едой и растолстела.