Колеса ужаса - Свен Хассель

Перед нами внезапно появился ошеломленный русский пехотинец. Малыш небрежно взмахнул автоматом, и тот повалился в проломленным черепом.

Мы слышали настигавшую нас погоню. Легионер совершенно выдохся, но все-таки держался.

Мы остановились в узком овраге. Бесшумно рассредоточились и стали поджидать преследователей. Порта издал смешок:

— Вам придется выжимать свои подгузники, красные герои…

Они появились большой кучей с надменными криками.

Когда русские достигли середины оврага, мы открыли огонь. Они останавливались, шатались и падали. Некоторые поднимались и пытались бежать, но спасения не было. Обливаясь кровью, они падали снова. Один уползал на карачках. Малыш метнул в него нож, лезвие вошло между лопаток, рукоятка задрожала. Русский прополз еще немного, потом замер. Напоследок мы бросили в груду трупов несколько гранат.

Мы побежали дальше. Позади все еще раздавались выстрелы. Слышались крики русских, преследующих наших бегущих солдат.

После минутного отдыха Старик поднялся и сказал:

— Пошли дальше. Здесь пахнет выстрелами в затылок.

Тяжело дыша, мы бежали через колючие кусты и подлесок, царапая руки и лица; по щекам и шее у нас текла кровь.

— Успокойтесь! — внезапно выкрикнул Порта и остановился. — Мы бежим, как зайцы, чтобы избежать билета на Колыму в один конец! Но это бессмысленно!

— В чем дело? — спросил Старик.

— В этом, — указал Порта. — Посмотри, разуй глаза!

Там, куда указал Порта, мы смутно увидели людей, лежавших, изготовясь к стрельбе, в наскоро вырытых траншеях.

Старик быстро принял решение: обогнуть их в темноте, идя на запад.

— Превосходно, — усмехнулся Порта. — Мой нос сейчас может поворачиваться только в одну сторону — в западную. Ему не терпится ощутить запах Берлина!

Когда мы немного прошли, нас окликнул из темноты встревоженный голос:

— Halt! Wer da?[76]

Порта сделал глубокий вдох, высморкался пальцами и радостно крикнул:

— Поцелуй меня, приятель! Мы спаслись!

— Это могут быть только наши, — произнес тот же голос. Теперь он звучал спокойнее.

— Что за черт? — крикнул Порта. — Вы подумали, что это заливное из оленя?

— Возьмите влево, — предупредил голос, — потом идите прямо, но будьте осторожны: мы установили мины.

— Да что ты говоришь? — ответил Малыш с мрачным юмором. — Мы думали, вы разложили пасхальные яйца. Какие там мины? — спросил он Порту.

— Для приготовления копченых филейных частей с овощами, — усмехнулся тот.

Протянулась рука, чтобы помочь нам спуститься в траншею. На плече помощника мы увидели серебристый блеск.

Старик встал по стойке «смирно» и доложил, что мы отбились от Восемьсот шестьдесят седьмого пехотного батальона.

Неожиданно из окопа вылезла группа молодых кавалеристов и уставилась на нас в изумлении. Кто-то пробормотал о возвращении из-под Вербы.

— Хм, — ответил другой. — Я всегда верил, что там, где стоит немецкий солдат, он стоит твердо!

Порта повернулся к нему и съязвил:

— Может, ты веришь еще и в аистов, приносящих детей, и в Деда Мороза?

— Когда мы воевали в Марокко, — сказал Легионер, — нам требовалось только одно: поворачиваться лицами к Мекке, говорить «Да исполнится воля Аллаха!» и идти в бой. Здесь не остается ничего иного. Так что вперед, друзья! Умрем, как звери.

Пушки — пулеметы — автоматы — огнеметы — гаубицы — «сталинские органы» — мины — гранаты — бомбы — снаряды. Слова, слова, слова! Но какой ужас они вызывают!

Завтра вы будете мертвы; ВЫ, обреченные бродяги.

Они рвутся вперед. Больные, пьяные, перепуганные, безумные, преследуемые, несчастные мужчины и мальчишки в военной форме.

Вас манит добыча. Кровь, женщины, еда, выпивка.

Viva la muerte![77]

— Черт, опять мы, — выругался Порта. — Только-только добрались до своей части — и тут же снова угодили в это дерьмо в составе боевой группы.

— Нечего поднимать шум, пока лежим здесь тихо-спокойно, — сказал Старик.

Порта снял цилиндр, почистил его протиркой, плюнул и предложил перекинуться в «двадцать одно».

Штеге усмехнулся.

— Ивана можно ждать с минуты на минуту. Будет разумнее вздремнуть до начала боя.

Но когда Порта, Малыш, эсэсовец и унтер-офицер Хайде начали игру, Штеге не выдержал и присоединился.

Они сидели на дне траншеи, играли и, разумеется, ссорились. Малыш где-то нашел старый котелок и, по совету Порты, носил его.

Когда фон Барринг простодушно поинтересовался, что за головной убор он ввел для танкистов, Легионер объявил явно потрясенному командиру батальона:

— Это своего рода талисман. Маточное кольцо слонихи. Малыш нашел его в доме каких-то стариков в Бродах.

— Так-так, — вздохнул фон Барринг. — Я предпочел бы, чтобы вы не делали из себя шутов. Командир полка не одобряет этого.

— Но, герр гауптман! — вмешался Порта. — Те треклятые кепи, что нам выдали, портят волосы, а в танкистских шлемах весной жарко. Потому Малыш и ввел этот прохладный тропический шлем.

Фон Барринг покачал головой и пошел дальше по траншее, за ним следовал его адъютант лейтенант Фогт. Малыш коснулся полей котелка и заявил:

— Не смейте говорить ни слова о шляпе Малыша!

Фон Барринг обернулся, непроницаемо посмотрел на нас. Потом, не сказав ни слова, пошел дальше.

Мы пролежали там несколько дней, русские нас не беспокоили. Они окопались напротив нас и сидели тихо. Обменивались мы только словами.

Один говоривший по-немецки русский был особенно словоохотлив. Обещал нам невероятные вознаграждения, если мы бросим оружие и перейдем на их сторону.

— В Москве вас дожидаются тысячи изысканных красоток, — крикнул он и, разумеется, безраздельно завладел вниманием Малыша.

— Верите вы этому лживому ублюдку? — спросил он нас совершенно серьезно.

— Спроси его сам, — предложил Порта.

Малыш взобрался на край траншеи, натянул на лоб котелок, чтобы закрыть глаза от солнца, поднес руку ко рту и закричал:

— Эй ты, сводник! С тобой говорит Малыш. Что ты там трепался о красотках в Москве? Если можешь это доказать, давай поговорим.