Милая Роуз Голд - Стефани Вробель

Я ждала, что меня накроет волной облегчения, когда я произнесу это вслух. Я так долго держала это в себе, притворяясь невиновной и делая вид, что сама ничего не понимала. Но теперь я чувствую себя опустошенной, потерпевшей окончательное поражение неудачницей. Никто никогда не улыбнется мне, не похлопает по плечу и не скажет мне, что я справляюсь отлично, даже великолепно. Я умею играть только одну роль – роль матери-супергероини. Без нее я никто.

Я сглатываю.

– Но я никогда в жизни и пальцем не тронула Адама, то есть Люка. Я не знала, что его похитили.

Дверь комнаты распахивается, и в палату врывается разъяренная Мэри Стоун.

– Я знала, что ты виновна! – кричит она. – Мы все знали. Мы знали, что раньше ты плохо обходилась с Роуз Голд, а теперь ты снова взялась за старое. Что ты с ней сделала, чудовище?

Томалевич вскакивает на ноги, недовольная тем, что нам помешали. Она кладет руку на плечо Мэри.

– Миссис Стоун, я же просила вас подождать в лобби, – спокойно говорит сержант. – Теперь я вынуждена попросить вас покинуть помещение.

Мэри скидывает с себя руку Томалевич и снова начинает кричать, наставив на меня палец:

– Ты травила их обоих, а потом убила Роуз Голд. Ты не хотела, чтобы она помешала тебе испортить жизнь этому бедному малышу точно так же, как ты испортила жизнь ей. Роуз Голд обо всем рассказала мне в письме. А когда она попыталась тебя остановить, ты ее уничтожила.

Мэри начинает рыдать. Томалевич подносит ко рту рацию.

– Уэлч и Митчелл в шестнадцатый кабинет.

– Я не видела Роуз Голд целый месяц после рождения ребенка. – Мэри почти плачет. – Она сказала мне, что поехала рожать в Спрингфилд из-за возможных осложнений. Где она?

Вопли Мэри разбудили Адама. Он тоже начинает плакать.

– Малыш! – кричит она и тянется к нему, вращая покрасневшими глазами и захлебываясь соплями. Томалевич заслоняет собой Адама от нас обеих.

– Бедный, бедный малыш, – воет Мэри, сгибаясь пополам от всхлипов.

В комнату входят еще двое полицейских. Их взгляды тут же останавливаются на Мэри. Один офицер поворачивается к Томалевич за подтверждением. Она коротко кивает. Полицейский берет Мэри под руку и помогает ей выпрямиться.

– Идемте, мэм, – говорит он, подталкивая ее к выходу.

Даже через дверь я слышу вопли бывшей подруги.

– Приведи доктора Сукап или медсестру, чтобы забрали ребенка, – говорит Томалевич второму полицейскому.

Тот кивает и выходит. Через тридцать секунд Дженет – та самая медсестра – возникает в дверях кабинета. Томалевич кивает ей:

– Мы подозреваем, что ребенок был отравлен сиропом ипекакуаны. Не знаю, что именно тут нужно делать…

Дженет, не дослушав, уверенно отвечает:

– Мы о нем позаботимся.

Потом она подходит к кровати и берет Адама – Люка – на руки. У меня внутри все переворачивается. Дженет начинает что-то шептать малышу, пытаясь унять его усталый плач. Перехватив мальчика одной рукой, она открывает дверь и перед тем, как навсегда забрать у меня моего малыша, бросает на меня злобный взгляд, полный ненависти и отвращения. В следующую секунду Дженет исчезает, а с ней и Адам, то есть Люк.

Кабинет погружается в тишину. Я словно оцепенела. Вскоре снова появляются два других полицейских. Я, сразу же заметив наручники, завожу руки за спину.

– Я ни в чем не виновата, – говорю я. – Это правда!

Томалевич начинает зачитывать мои права, но я не слушаю. У обвиняемых нет прав. Презумпция невиновности, говорите? Вранье.

Томалевич продолжает:

– Мои коллеги проводят вас в участок. Я бы с удовольствием сделала это сама, но мне нужно позвонить в отделение полиции Фэрфилда. Думаю, мы сейчас обрадуем целый город.

Но ведь Роуз Голд навещала меня, будучи беременной. Сцеживала молоко. Она думала, что ее отец мертв и что его зовут Грант. А я так ни разу и не воспользовалась своей бутылочкой с ипекакуаной. Все это какая-то бессмыслица.

– Вы должны найти мою дочь, – говорю я. – У нее есть ответы на все ваши вопросы.

Томалевич снова бросает на меня пронзительный взгляд своих хищных глаз:

– Поверьте, мы ее найдем.

Кивнув коллегам, она выходит. Полицейские выводят меня из кабинета в коридор. Я иду, уставившись в кафельный пол. Надеюсь, что Том ушел на перерыв или – что было бы лучше – провалился сквозь земную кору и теперь варится где-нибудь в районе ядра. Мы медленно двигаемся к выходу. Я ловлю на себе чужие взгляды, но не чувствую унижения, только шок. Адама на самом деле зовут Люк. Мой внук оказался сыном Билли. У меня нет внука.

Машина уже ждет нас у дверей больницы. Один из полицейских усаживает меня на заднее сиденье, а второй садится за руль. Их лица расплываются у меня перед глазами. И машина расплывается. И все вокруг тоже. Весь этот город сливается в одно большое мутное пятно. Я пытаюсь осмыслить происходящее, сложить слова в связные мысли. И одна у меня выходит. Эта мелкая сучка меня подставила.

РАЗУМЕЕТСЯ, Я ЕЕ ПОДСТАВИЛА. И вам тоже наверняка когда-то хотелось поступить так же. Вы тоже когда-то лежали в постели бессонной ночью и придумывали изощренные наказания для тех, кто плохо с вами обошелся. Вы знаете, о ком я. Даже сейчас лицо этого человека стоит у вас перед глазами. «Вот бы мне…» – думаете вы, не смея закончить эту мысль.

Разница между вами и мной в том, что я довела дело до конца. Воплотила свои фантазии. Когда Урсула решила уничтожить Ариэль, принц Эрик не пытался уладить все мирным путем. Он не предлагал поделить океан поровну и найти общий язык с морской ведьмой. Он проткнул ей брюхо корабельной мачтой и убил ее. Я сама себе принц Эрик. Я сама спасла себя.

Прошла неделя с тех пор, как мою мать снова арестовали. Даже сейчас, стоит мне произнести эти слова, голова начинает кружиться от восторга, хотя, возможно, у меня просто солнечный удар. Здесь каждый день плюс двадцать и голубое небо.

Я стою в очереди в пекарне, чтобы купить булочку. Стены магазинчика разрисованы красочными изображениями местных достопримечательностей. Покупатели болтают между собой, активно жестикулируя, они не обращают на меня внимания. Я постоянно хожу в этот магазинчик – главным образом потому, что кассир здесь очень дружелюбный. Когда подходит моя очередь, я отдаю ему деньги. Он улыбается, и на секунду мне становится не так одиноко.

Я выхожу из магазина и снова останавливаюсь для того, чтобы посмотреть на красивую кирпичную церковь на другой стороне улицы. Вот уже третье утро подряд я любуюсь ее колокольней. Вершина украшена кованой железной короной, которую держат ангелы. Заметив, что стою у всех на виду и глазею с открытым ртом, я продолжаю путь по шумным улицам. Булку я ем на ходу.