Бабочки в жерновах - Людмила Астахова

У Берта получалось чаще. Внезапней. Неожиданность — это его конек, на то и Лазутчик. Но у Лив — лучше. Надежней. Весь секрет в том, что не нужно тянуть до последнего, а бить следует первой. Даже если подозрения ложны, и Рыжий действительно всего лишь несет цветы и бутылку вина без яда или змеи, припрятанной в корзинке.

— Сторожи, — приказала Лив псу, а сама полезла в потайной шкафчик за оружием. Правила правилами, но, раз такое дело, под рукой надо иметь не только нож, но и пистолет.

Ланс. Эспит

Едва за дамой Тенар закрылась дверь в крипту, как подсвеченные черепа ожили: оделись плотью и кожей, в пустующих глазницах нежными бутонами проросли очи — всех оттенков мёда, а оскаленные зубы спрятались за мягкими лепестками губ. Пугаться не имело смысла, Ланс уже знал, что это лишь игра воображения. Всё дело то ли в эспитских травах, то ли в колдовстве двух безумных ведьм, но яд уже течет в крови мурранца.

«Зачем они вообще это делали? Зачем травили?» — подумалось Лансу.

— Смешной ты. А сам что думаешь? — с очаровательной улыбкой спросила одна из прежних Стражниц. Пожалуй, слишком смуглая для уроженки севера.

— Волю сломить хотели, заморочить видениями и заманить.

Её соседка просто рассмеялась по-девчоночьи звонко.

— А зачем, если ты и так готов был лезть в пещеры?

— Может, у вас тут так принято? Инициация.

— Ты своими заумными словечками бросай кидаться, — строго приказала еще одна Стражница. — Было б кого инициировать… Пфуй!

— Лихо! — восхитился Ланс напору давным-давно мертвых дам. — Теперь вы меня допрашиваете? Вернее сказать, не «вы», а «ты». Тут и без отравы немудрено запутаться, кто есть кто.

— Ай, ученый, неужто ты, заходя в гардеробную, здороваешься с каждым своим костюмом? — усмехнулась смуглянка. — Сегодня одно платье, завтра другое. Сегодня одна жизнь, а завтра…

— Всего лишь платье?

— Разве «мельники» не повторяют то же самое слово в слово без остановки тысячу лет? Тело — временное пристанище вечной души, так?

А ведь и вправду! Такая обыденная, такая повседневная, скучная истина.

— Но уверен ли ты, о Ланс Лэйгин, что каждое новое платье обязательно отличается от предыдущего кроем? — тихо и вкрадчиво спросила Стражница.

Все равно, какая из них. Пламя жизни, озарившее однажды, было одно на всех.

— Ну же? Сложный вопрос? Или ты просто никогда не думал об этом?

Нет, не думал. А зачем? Зачем, если каждый день несет новые впечатления, радости и печали, если деревья вырастают и становятся огромными, а потом сохнут и отправляются на дрова? Если одни вещи дряхлеют, а им на смену приходят новые, более совершенные? Это же очевидно — ведь ничто не стоит на месте: время бежит, мир стремительно меняется от года в год.

— А ты мозгами-то пораскинь, рыцарь науки. Вдруг ты просто не помнишь, что в прошлом воплощении был таким же авантюристом, только, возможно, менее ученым. Точно так же отрекся от учителя, бросил невесту, шатался по миру, чуть не помер от желтой лихорадки или чумы, и однажды очутился на Эспите. Пленником, рабом, а может и просто неосторожным и любопытным дураком. И сгинул в пещере без следа. Чтобы снова родиться…

Шепот Стражниц оплетал Ланса со всех сторон, будто паутиной опутывал. Сотня паучих против одной бабочки, трепыхающейся в липких сетях.

— Так вот откуда узоры!

— Какой ты догадливый, Ланс Лэйгин! — черепа откровенно смеялись. — Бабочки такие странные создания. Помнит ли крылатое существо о том, что еще совсем недавно было гусеницей? Что снится им в живом хитиновом склепе, пока одно превращается в другое? Где заканчивается гусеница и где начинается бабочка? Я не знаю, но я ведь простая стражница, а ты такой большой ученый. Возможно, у тебя получится узнать, почему одни бабочки помнят, а другие — забывают всё и навсегда.

— «Мельники» говорят, что память, пронесенная через рождения, высшая награда, — не слишком уверено возразил археолог.

— Разве мы похожи на счастливцев? Я? Фрэн? Исил?

Если правда то, о чем говорила Лив, а она не лгала, то ничего хорошего в бесконечном кружении вокруг Эспита нет.

— Вы хотите забыть?

— Опять ты за старое, Ланс? Зачем обобщаешь? Все хотят мира? Все хотят войны? Все — это никто. Нет всех, есть — я, Лив Тенар. И я — не хочу. Я не верю в то, что там, под землей находится волшебная отмычка, с помощью который ты всех выпустишь на волю. Я считаю, что лучше знать, что идешь по кругу, чем не знать и бояться смерти. Но спроси у Фрэн, у Лисэт, она скажет: «Хочу!» Ты с кем, Ланс Лэйгин, с ней — несчастной нищей ведьмой, одурманившей тебе отравой, или со мной — жестокосердной Стражницей, открывшей глаза на происходящее?

Лэйгин задумался. Конечно, он знал, что разговаривает сейчас с самим собой, но разве это что-то меняло? Он остался в крипте обдумать и решить. Так есть ли разница, как это делать, верно? А в компании с говорящими мертвыми головами делать это как-то даже оригинальнее.

Но для верности он закрыл глаза ладонями.

— Видишь ли, Лив Тенар, я очень любопытный человек, — сказал мурранец. — Я никогда не прощу себе, что, оказавшись в такой близости от великой тайны, не попытался узнать истину. Какой же я после этого буду ученый? — сначала его голос звучал неуверенно, почти вопросительно, но с каждым словом тон становился суровей, а уверенность внутри крепла. — Как любит говорить ваш Берт: «Быть у ручья и не напиться?», хотя он совсем про другое. Я тут, а Калитар за дверью. Нет! Пусть это ошибка, но это — моя ошибка.

— Вот так оно всегда и происходит. Никто не в силах удержаться от любопытства, никто, — грустно вздохнула Стражница. — И я, и они. И даже ты.

— Наверное, всё потому, что мы люди и обязательно хотим знать?

— Говори за себя, Ланс Лэйгин. Так… что ты решил?

Он убрал руки от лица, открыл глаза и осмотрелся вокруг. Со всех сторон, из каждой ниши, осиянная теплым светом, живая и настоящая глядела на него Другая.

— Я пойду и узнаю, — сказал Ланс. Счастливый Ланс Лэйгин, если угодно.

Всем давно известно, что граница между мирами, между прошлым и настоящим, пролегает в сумеречный час — рассвета или заката, когда исчезают тени и остается лишь неяркий свет. Лучшее время, чтобы отправиться за ответами.

Так Ланс и сказал даме Тенар. И она не стала возражать. На рассвете Стражница отворила дверь, отступила в сторону, давая пройти, а потом еще долго стояла и глядела в бесконечную тьму…

Лив и Берт

— Хотел пролезть через слуховое окно и задушить меня во сне?

Пистолет был тяжелым, очень тяжелым, но рука Лив не дрожала. Берт, впрочем, тоже не вздрогнул.

— Или… — продолжила она. — А! Я поняла! Труба. Припоминаю, как ты уже проделал такое однажды. Но угорела бы не только я.