Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает - Яков Кедми

В Колледже национальной безопасности нас учили, как управлять государством, как принимать сложнейшие комплексные государственные решения. Но когда, закончив учебу, я столкнулся более глубоко с происходящим на уровне принятия решений в государственной и оборонной сферах, оказалось, что практически в них нет ни малейшего намека на то, чему нас учили.

Не думаю, что здесь будет уместным в деталях распространяться о периоде моей учебы в Колледже национальной безопасности. Я упомянул его, поскольку это оказало большое влияние на формирование моей личности в Израиле.

Примерно через месяц после окончания учебы меня вызвал на беседу руководитель одного из отделов Службы безопасности Израиля, специалист высокого класса, один из лучших людей, с кем мне довелось познакомиться в Службе безопасности. В разговоре с ним я почувствовал некоторую неловкость с его стороны, которая спала, когда он, не глядя мне в глаза, сказал: «Возникла одна проблема, я должен с тобой кое-что выяснить. Не имеет значения, что я об этом думаю, но это моя обязанность. Мы получили донесение от армейской контрразведки, то есть, в сущности, из Колледжа национальной безопасности. Кто-то в Колледже обратил внимание, что ты задаешь слишком много вопросов и слишком много записываешь. Ты меня извини, но я обязан спросить, почему во время учебы ты задавал так много вопросов и слишком много записывал?» Тут он не выдержал и расхохотался, и я вместе с ним. Извиняющимся тоном он сказал, что должен записать ответ, чтобы потом переслать его «умникам» из армейской контрразведки. Я знаю, кто из преподавателей послал этот донос, но мне это безразлично. Я пришел в Колледж, чтобы учиться, и не понимаю, как это можно делать, не задавая вопросов, в отличие от некоторых командиров израильской армии и государства. Вопросы я задавал, чтобы лучше понять сказанное, и конспектировал, чтобы не забыть материал и иметь возможность потом проштудировать его и понять еще глубже. Но кто-то чересчур «бдительный» заподозрил меня в передаче копий этих материалов советской или аргентинской разведкам. Так завершился период моей учебы в Колледже национальной безопасности.

В период обучения у меня было немало волнующих моментов. Начальником Колледжа, который принимал меня, был генерал-майор Яков Лапидот, бывший командир 79-го танкового батальона, куда меня распределили после танковой школы. Во время войны Судного дня он командовал соседним батальоном. Мы воевали вместе, и не раз я слышал его голос во время переговоров по рации. Лапидота сменил на посту начальника Колледжа национальной безопасности Йоси Бен Ханан, яркая, легендарная личность, замечательный человек. У нас установились прекрасные отношения, сохранившиеся и после окончания Колледжа. Диплом об окончании Колледжа я получил из рук начальника Генерального штаба Эхуда Барака, знакомство с которым, совместная военная служба, проведенные вместе бои радикально повлияли на формирование моей личности и оставили в моей душе неизгладимый след. Но особое волнение я испытал, когда мне, как и всем остальным выпускникам Колледжа, пожал руку глава правительства Ицхак Шамир, человек, с которым я познакомился сразу же по прибытии в Израиль и к которому испытываю глубокое уважение. После всего, что мне довелось пережить, учеба в Колледже национальной безопасности Израиля и получение диплома из рук этих удивительных людей были для меня необычайно волнующим событием.

По окончании Колледжа я вернулся на службу, которую на самом деле не оставлял и во время учебы. Я приезжал туда почти каждый день, чтобы ознакомиться с материалами и время от времени дать кое-какие распоряжения. Я старался не слишком вмешиваться, просто «держал руку на пульсе».

После окончания Колледжа в августе 1991 года мне пришлось разбираться с проблемой, которая возникла за тот год, пока я учился. Давид Бартов, глава «Натива», и Цви Маген, исполнявший мои обязанности, решили, что «Натив» прекращает выдавать туристические визы, как это было принято с момента установления дипломатических отношений между Израилем и Советским Союзом в 50-х годах. Выдача туристических виз имела большое значение для работы «Натива», поскольку большинство туристов были евреями, а контакт с евреями – важнейшая часть работы организации. Поиски максимально широких контактов с евреями были основой нашей деятельности и позволяли нам получать верное представление о ситуации: государственной политике и положении евреев, а также возможность пытаться влиять на них, на их мысли и стремления, на имеющуюся в их распоряжении информацию. В этой совершенно излишней уступке я видел тяжелый удар, нанесенный по оперативным возможностям организации и сбору информации, однако все уже было сделано, ошибку уже нельзя было исправить. Дополнительная проблема, созданная Бартовом и Магеном, была результатом решения о том, что евреи, прибывающие в Израиль как туристы и желающие изменить статус на репатрианта, будут это делать в Еврейском Агентстве. Я категорически протестовал против этого и не готов был идти на компромиссы. Я тут же вступил в переговоры с Министерством внутренних дел, где также были недовольны новым порядком, и вскоре мне удалось отменить это решение и вернуть все обратно. Таким образом, организация, которая выдает визы на въезд в Израиль на территории Советского Союза, также будет определять право на репатриацию в Израиле. Не было никакой логики в том, чтобы делить эти функции между «Нативом» и Еврейским Агентством.

Эти и другие решения, не столь важные, были результатом неуверенности и недопонимания смысла нашей деятельности, которые получили распространение в «Нативе» и которые я не разделял. Я помню одного из сотрудников «Натива», бывшего активиста в Вильнюсе. Я принял его на работу после того, как он несколько лет прослужил офицером в армии. Для него «Натив» был не просто очередным местом службы. В 1988 году он должен был получить статус постоянного работника в «Нативе». Он познакомился с Бартовом еще в шестидесятых годах в Советском Союзе. Как-то этот сотрудник встретил Бартова в коридоре и между делом сказал, что ждет получения статуса постоянного сотрудника. К своему огромному удивлению, в ответ он услышал, мол, для чего тебе это нужно, все равно через год-два «Натив» закроют, там нечего делать. В те годы действительно в отделе планирования бюджета при Министерстве финансов высказывалось предложение закрыть «Натив». Это мотивировалось тем, что раз нет выезда евреев из Советского Союза в Израиль, то организация не нужна. Хотя в годы, когда массы евреев хлынули в Израиль, Министерство финансов тоже предлагало закрыть «Натив», теперь уже под предлогом, что репатриантов и так много, даже слишком, они и без того приедут. Иными словами, постоянно существовало желание закрыть «Натив», а поводы для этого подгонялись под обстоятельства. Что было бы с выездом евреев СССР в Израиль, если бы чиновники из Министерства финансов, не дай бог, преуспели бы в достижении желаемого ими еще в 1988 году?

У меня было четкое представление, что должен делать «Натив» и как он должен функционировать в новой советской действительности. Я не видел никакой пользы для евреев и Израиля в том, чтобы шаг за шагом отказываться от деятельности организации. В тот период под давлением Еврейского Агентства Бартов пришел с ним к соглашению, что отделения «Натива» в Румынии и Венгрии переходят в ведение «Сохнута» и «Натив» прекратит свою деятельность в этих странах. Я не был согласен с этим решением и в особенности с передачей основанных нами перевалочных пунктов «Сохнуту». В любом случае передача отделений Еврейскому Агентству должна была осуществляться поэтапно и в течение нескольких лет, однако Бартов уже успел пойти на уступки и даже договорился о передаче функций с главой правительства. Посланники «Натива» в Будапеште и Бухаресте, хоть это им и не нравилось, перешли в подчинение Еврейского Агентства. Они рассказывали нам об огромном бюджете, оказавшемся вдруг в их распоряжении. Речь не шла о деньгах для личного использования, а для производственных расходов.