Прежде чем их повесят - Джо Аберкромби

Определенно, людей у них хватает. Все новые и новые гуркские солдаты ежедневно потоком текут на полуостров. Над войском ясно видны штандарты восьми легионов, и мы заметили там отряды из всех закоулков Кантийского континента. Против нас собрано огромное воинство, возможно, пятидесятитысячное или больше. Император гурков Уфман-уль-Дошт выслал все свои силы к нашим стенам, но мы будем держаться крепко.

Ждите скорых вестей. До тех пор — служу и повинуюсь.

Занд дан Глокта, наставник Дагоски».

Магистр Карлотта дан Эйдер, глава гильдии торговцев пряностями, сидела на стуле, сложив руки на коленях, и делала все возможное, чтобы сохранить достоинство. Ее кожа побледнела и маслянисто блестела, под глазами залегли черные круги. Ее белые одежды были испачканы тюремной грязью, волосы потеряли блеск и безжизненно свисали вдоль щек. Без румян и драгоценностей она казалась старше, но все же была по-прежнему прекрасна.

«В каком-то смысле даже прекраснее, чем прежде. Красота почти догоревшей свечи».

— У вас усталый вид, — произнесла она.

Глокта поднял брови.

— Последние несколько дней были тяжелыми. Сначала допрос вашего сообщника Вюрмса, потом еще одна мелочь — атака гуркской армии, расположившейся под нашими стенами… Но вы тоже выглядите изможденной.

— Пол в моей крошечной камере не слишком удобный, а кроме того, у меня есть другие заботы. — Она подняла взгляд на Секутора и Витари. Те стояли по обе стороны от нее, прислонясь к стене и скрестив руки на груди, в масках, суровые и неумолимые. — Скажите, мне предстоит умереть в этой комнате?

«Несомненно».

— Там будет видно. Вюрмс уже рассказал почти все, что нам необходимо знать. Вы пришли к нему, вы предложили ему деньги за то, чтобы он подделал подпись отца на некоторых документах и от имени губернатора отдал приказ определенным караульным, — коротко говоря, за то, чтобы он принял участие в изменнической передаче города Дагоски в руки врагов Союза. Он назвал всех, кто замешан в заговоре. Он подписал признание. Если вам интересно знать, его голова уже украшает городские ворота рядом с головой вашего друга Излика, императорского посланника.

— Рядышком, на воротах, — пропел Секутор.

— Только трех вещей он не смог сделать: объяснить мне ваши мотивы, подписать лист с вашим признанием и раскрыть личность гуркского шпиона, убившего наставника Давуста. Все это я получу от вас. Сейчас.

Магистр Эйдер деликатно откашлялась, аккуратно разгладила спереди свое длинное платье и села, по возможности гордо выпрямившись.

— Я не верю, что вы станете меня пытать. Вы не Давуст. У вас есть совесть.

Уголок рта Глокты слегка дернулся.

«Отличная попытка, я аплодирую. Однако как же вы ошибаетесь!»

— У меня есть совесть, но от нее остался лишь жалкий смятый обрывок! Он не смог бы защитить ни вас, ни кого-либо другого даже от сквозняка. — Глокта тяжело вздохнул. В комнате было слишком жарко, слишком светло, у него болели и слезились глаза, он тер их пальцами во время разговора. — Вы не можете даже предположить, какие поступки мне доводилось совершать. Ужасные, гнусные, непристойные; один рассказ о них вызвал бы у вас тошноту. — Он пожал плечами. — Это мучает меня время от времени, но я говорю себе, что у меня имелись веские причины. Годы проходят, невообразимое становится повседневным, жуткое становится скучным, невыносимое — однообразным. Я прячу все это в темных уголках моего мозга, и вы не поверите, сколько там всего! Поразительно, с чем может жить человек.

Глокта поднял голову, поглядел на Секутора, потом на Витари: их глаза поблескивали решительно и безжалостно.

— Но даже если предположить, что вы правы, — неужели вы серьезно допускаете, что мои практики будут терзаться подобными сантиментами? Что ты скажешь, Секутор?

— Терзаться чем?

Глокта печально улыбнулся.

— Вот видите. Он даже не знает, что это такое. — Он тяжело облокотился на спинку. «Устал. Ужасно устал». Казалось, у него не осталось энергии даже на то, чтобы поднять руки. — Я и так пошел ради вас на всевозможные уступки. Обычно с изменниками столь мягко не обращаются. Вам стоило бы посмотреть, какую взбучку Иней задал вашему другу Вюрмсу. А ведь мы знаем, что он был в этом деле вашим младшим партнером. Он испражнялся кровью в течение своих последних мучительных часов. Вас же пока никто и пальцем не коснулся. Я позволил оставить вам вашу одежду, ваше достоинство, вашу человеческую природу. Вам дана единственная возможность подписать признание и ответить на мои вопросы. Единственная возможность всецело удовлетворить мои требования. Вот все, на что способна моя совесть.

Глокта наклонился вперед и ткнул пальцем в стол.

— Единственная возможность. После этого мы вас разденем и начнем резать.

Магистр Эйдер как-то сразу обмякла. Ее плечи опустились, голова упала, губы задрожали.

— Задавайте ваши вопросы, — хрипло проговорила она.

«Сломленная женщина. Примите поздравления, наставник Глокта. Однако на вопросы нужно еще ответить».

— Вюрмс рассказал нам, кому надо заплатить и сколько. Несколько караульных. Несколько чиновников из управления его отца. Ему самому, разумеется, тоже полагалась кругленькая сумма. Лишь одно имя почему-то отсутствовало в списке — ваше. Вы единственная не потребовали для себя ничего. Чтобы королева купцов упустила такую сделку? Ума не приложу: что они вам предложили? Почему вы решились предать своего короля и свою страну?

— Почему? — эхом отозвался Секутор.

— Отвечай, мать твою! — взвизгнула Витари.

Эйдер отпрянула.

— Прежде всего, Союзу здесь вообще нечего было делать. С самого начала! — выпалила она. — Это все алчность! Просто алчность, ничего больше! Торговцы пряностями были здесь и раньше, еще до войны, когда Дагоска была свободной. Каждый из них сколотил себе состояние, но приходилось платить налоги туземцам, и это их раздражало! Насколько было бы лучше, думали они, если бы город принадлежал нам и мы могли устанавливать здесь свои правила. Насколько богаче мы бы стали! И когда представилась возможность, они ухватились за нее, и мой муж стоял первым в очереди.

— И торговцы пряностями начали править Дагоской. Я так и не услышал ваших мотивов, магистр Эйдер.

— Воцарился хаос! Купцам не было никакого дела до управления городом, да они и не умели этого. Чиновники Союза, Вюрмс и ему подобные, не интересовались ничем, кроме наполнения собственных карманов. Мы могли бы работать вместе с туземцами, но предпочли их использовать. А когда они подняли голос против нас, мы призвали инквизицию, и ваши люди принялись бить и терзать местных жителей, вешать их вождей на площадях в Верхнем городе, и в скором времени они уже презирали нас не меньше, чем гурков. Семь лет мы держались здесь, и за семь лет не сделали ничего, кроме зла! Это был разгул порока, жестокости и бездумного расточительства!