Красная мельница - Юрий Мартыненко

Но Суходолину не сиделось во втором эшелоне. Другие поругивали его за это. Этакое, однако, легкомыслие, рваться обратно на передовую. Этакой тихой обстановке радоваться надо и наслаждаться жизнью, насколько позволяла обстановка и окружающая действительность. Никто пока не знал, что, перейдя государственную границу, на территории Европы уже не будет вторых эшелонов, как и не будет заградотрядов, там будет одно сплошное наступление на запад… Даешь Берлин!

– Какой-то ты не такой, Женя, – заметила Анна.

– В каком смысле? – удивился тот.

– Изменился в последнее время. В чем причина, не пойму.

– Мы все изменились. У каждого своя причина. Кому-то очень хочется дожить до конца войны. А кому-то хочется не просто дожить, но и подольше пожить, посмотреть, что там будет дальше, в мирной-то жизни? – Суходолин обнял Анну. Та склонила ему голову на плечо. Так она делала всегда, когда они оставались вдвоем.

– Все думаешь, думаешь о чем-то, о чем-то о своем, – тихонько шептала она, перебирая ему ершистые волосы на затылке.

– Не о своем, а о нашем.

– О чем, о нашем? – улыбнулась она.

– О нашем с тобой будущем, хотя бы самом ближайшем. Война хоть и катится под бугор, но еще не окончена. О дальних планах говорить не резон.

* * *

До польской границы рукой подать. Тревожно и радостно на сердце бойцов и командиров. Первое оттого, что биться предстоит на чужой земле. Своя хоть и израненная, но родная, дома стены помогают. Второе оттого, что наконец-то очистили свою сторонушку-Родину. Теперь гнать и гнать фрицев по их же собственной территории.

Об этом постоянно говорил на политминутах политрук. И парторг батальона на открытых партсобраниях, где вперемежку сидели члены ВКП(б) и беспартийные. Зачастую собрания затягивались, горячие ораторы сменяли друг друга. Иные пожилые бойцы из беспартийных потихоньку шептались, удивляясь, как так ловко и красиво долго можно говорить. Причем о том, что и без политминуток всем понятно. О том, что надо бить фашистов, например… Это бы время, которое отнимали политминуты, лучше давали бы на то, чтобы починиться, побриться, постирать портянки, которые на солнце колом стоят.

– Здрасьте! – здоровались с парторгом почерневшие после боя, оглохшие вояки, собираясь на очередную политминуту. Только притулились кто где, опять начался обстрел. Пролетая с визгом, мины лопались позади позиций. Немцы корректировали огонь, и разрывы становились все ближе. Политминута прерывалась до следующего затишья. Тем временем парторг настраивался на пламенные, полные патриотизма слова.

Одолеть передний край не удалось, откатились назад. Рота понесла потери. Полную неудачу потерпела и механизированная поддержка. Все три приданные для усиления английских танков «Черчилль» были сожжены. Эти танки с бензиновыми моторами имели невысокие защитные качества. Они быстро загорались и горели как костры. Сам сэр Уинстон говорил, что у танка, названного в честь премьер-министра, могло бы быть и поменьше недостатков. В техническом смысле не лишены были серьезных минусов и отечественные танки. Зимой в крепкие морозы приходилось жечь костры под днищем, иначе не заведешь. Командирам танка после окончания училища выдавали шелковый платок. Его назначение – при заправке фильтровать солярку. Экипаж всегда ночевал в танке, накрыв его брезентом и разведя костер под моторным отсеком.

– Впереди еще вся Европа, а мы все кладем людей пачками, – негодовал вечерком капитан Суходолин, оставшись один на один с Анисимовым в своем блиндаже. – Теперь бы можно и повременить. Зачем нам та высота? Что за стратегия такая? Срочно брать?! И точка!

Наши части упорно и настойчиво то в одном, то в другом месте пытались прорвать вражескую оборону. Продолбить или выгрызть ее любой ценой. Но тщетно. Гитлеровцы всеми средствами яростно удерживали свои позиции. По нескольку дней шли бои за какую-нибудь опустевшую от жителей деревню или опорный пункт в виде полуразрушенного и полусгоревшего элеватора.

* * *

Со второго эшелона батальон сняли внезапно, хотя бойцы готовились к тому, что скоро опять топать на передовую. Знали, что комбат долго прохлаждаться не даст. Он так и говорил офицерам:

– Скоро войне конец, надо успеть еще поколотить фашистов…

– Кончайте агитацию, товарищ капитан, – говорили ему ротные, собравшись вечерком в пустой хатке. Водку не пили. Все, передышке конец. Здесь передовая. Обжигались горячим чаем из самовара. – Звездочку золотую с вашим характером навряд ли получите. Сами знаете…

– Знаю, – отвечал комбат. – Я про нее уже и думать забыл. Теперь бы до Победы дожить и чтобы после стыдно не было.

– Перед кем?

– Перед внуками.

– Ну, товарищ капитан, вам будет, что внукам-то рассказать, – успокаивали комбата ротные командиры.

– А что, ребята, слабо, – говоривший сделал ударение на последнем слоге, – собраться этак лет через пять-десять?

– Ты еще скажи, через пятьдесят.

– Нет, я серьезно, – не унимался командир второй роты.

– Сейчас не слабо, а вот окончится мясорубка, если повезет и живыми останемся, разъедемся кто куда, тогда и вспомнить-то никто не вспомнит…

– Неужто все забудется?

– Время, брат, самый хороший лекарь.

– А я, ребята, чую, совсем мало его, времени-то, отпущено нам, – заметил командир третьей роты.

– Сплюнь! – строго приказал комбат. Молодой лейтенант подчинился, повернув голову к левому плечу три раза…

– А, кстати, неплохо было бы глянуть, какая жизнь настанет лет через пятьдесят.

– Куда хватил…

– А что? Мне будет семьдесят два. Имею шансы дожить, поскольку в родове моей все долгожители. Деду моему сейчас семьдесят. Две войны одолел. В Русско-японскую получил Георгия. До сих пор сена накашивает на полный двор скота.

– Это что же? Через столько как раз конец века?

– И не только…

– Чего не только?

– Не только века.

– А чего еще?

– Еще и тысячелетия… С арифметикой все в порядке, коль командиром стал? Подсчитай.

– Товарищ капитан, а может, по глотку? – неуверенно предложил один из ротных, который по возрасту старше остальных.

– Нет! – строго ответил комбат, наливая в пустую кружку крутой кипяток.

– Точно. Как раз конец века, – продолжили дискуссию офицеры, поглядывая на сумрачного Суходолина. – За это время золотая жизнь наступит, даже и не представить! Что мы имели еще два десятка лет назад? Лапти из лыка и деревянную соху? А теперь днепрогэсы, магнитки… А тут целых полвека! Это куда же шагнуть можно?!

– Шагнем-шагнем, куда мы денемся? – промолвил самый молодой из ротных. – Если только до Победы дошагаем…