Свадьба - Даниэла Стил

Аллегра снова надолго замолчала. Она разложила по тарелкам рис и брокколи, Джефф положил рядом с гарниром по ломтику вареной рыбы. Еда выглядела очень аппетитно. Аллегра приготовила еще чесночные гренки и салат.

— Вуаля!

Аллегра улыбнулась какой-то застывшей улыбкой, она думала о Чарлзе Стэнтоне, и Джефф словно прочел ее мысли.

— Скажи, Элли, за что ты его так ненавидишь? — спросил он тихо. — Что он вам сделал, тебе или твоей матери? — Джефф предполагал нечто ужасное, но Аллегра взяла вилку и пожала плечами:

— В общем-то ничего страшного он не натворил… во всяком случае, тогда. Скорее беда в том, чего он как раз не сделал после… У меня был брат, его звали Патрик, Пэдди. — Аллегра подняла глаза и улыбнулась. — В детстве он был моим героем. Он был на пять лег старше и делал для меня все… я была для него маленькой принцессой. Я знаю, часто бывает, что старшие братья поколачивают сестер, но Пэдди никогда меня не бил. Он завязывал мне шнурки на ботинках, помогал мне надевать варежки, чинил мои поломанные куклы, пока… — В глазах Аллегры заблестели слезы, так бывало с ней всегда при воспоминании о Пэдди. Она до сих пор хранила в запирающемся на ключ ящике рабочего стола в офисе фотокарточку брата, но не могла выставить ее на стол. Прошло почти двадцать пять лет, а ей было все еще больно вспоминать о нем. — Пэдди умер, когда мне было пять лет. — Голос Аллегры дрогнул. — Он страдал редкой формой лейкемии, в то время ее не умели лечить, да и сейчас врачи не сильно в этом преуспели. Пэдци знал, что умрет, — помню, он говорил мне, что поднимется на небеса и будет ждать меня там.

Глаза Аллегры снова наполнились слезами. Джефф перестал есть, дотянулся через стол и накрыл ее руку своей.

— Мне очень жаль.

У него тоже подкатил ком к горлу. Аллегра кивнула. Ей было тяжело говорить, но она собиралась закончить рассказ, раз уж начала. Может, доктор Грин права: лучше рассказать Джеффу все и покончить с этим.

— Я умоляла Пэдди не покидать меня, но он говорил, что придется. Под конец ему было очень плохо, я до сих пор помню, как он страдал. Считается, что человек не запоминает то, что с ним происходило в пятилетием возрасте, во всяком случае, запоминает немного, но я помню о Пэдди все, помню день, когда он умер.

Слезы мешали ей говорить, но она все равно продолжала. Джефф протянул ей бумажную салфетку. Аллегра улыбнулась сквозь слезы, думая о том, как было бы хорошо, если бы Джефф мог познакомиться с ее братом. Она часто вспоминала Пэдди и жалела, что его нет с ней.

— Когда брат умер, отец как будто повредился в уме. Оказывается, перед смертью Пэдди он сам пытался его лечить — тогда я этого не знала, мама рассказала мне уже позже, — но ничего не смог сделать. Пэдди никто не мог помочь, но отец как раз специализировался на болезнях крови, и его страшно угнетало, что он оказался бессилен. На меня он никогда не обращал особого внимания, может, потому что я девчонка, а может… не знаю. Я вообще плохо его помню в то время, мне вспоминается только Пэдди. Отца вечно не было дома, он работал. А потом брат умер, и отец потерял голову. Он срывал зло на маме, стал ее во всем винить, постоянно кричал

на нее. Тогда я почему-то решила, что это моя вина — как, наверное, и любой ребенок на моем месте. Я думала, что совершила какой-то ужасный проступок и из-за этого умер Пэдди, а отец нас возненавидел. Когда я пытаюсь его вспомнить, то мне вспоминается только, как он орал. Так продолжалось около года. Уже сейчас, став взрослой, я понимаю, что он тогда, вероятно, много пил. Родители все время ссорились, кричали друг на друга, их брак разваливался на глазах. Помню, чтобы не слышать, как они кричат, по ночам я пряталась в шкаф и там плакала.

— Похоже на кошмар.

— Это и был кошмар. Дело кончилось тем, что он начал бить маму. Я очень боялась, что он и меня изобьет, и одновременно чувствовала себя виноватой, что не защищаю маму, но что я могла сделать? Тогда я все время думала, что будь Пэдди жив, ничего бы такого не произошло, но сейчас я и в этом не уверена. Он стал винить маму буквально во всем, даже заявлял, что Пэдди умер из-за нее. Однажды у мамы кончилось терпение и она сказала, что уйдет от него. Тогда отец пригрозил, что если она это сделает, он от нас отвернется и мы обе умрем с голоду на улице. У мамы не было родственников и, как я сейчас понимаю, не было своих денег. Много позже она мне призналась, что разработала план побега и стала тайком от мужа посылать в разные журналы короткие рассказы. Рассказы печатали, она откладывала гонорар и накопила несколько тысяч долларов. И вот однажды ночью, после того как он ее избил, мама взяла меня и мы сбежали. Помню, мы остановились в каком-то плохоньком отеле, было ужасно холодно, мне очень хотелось есть, и мама купила мне пончики «донатс». Наверное, она боялась за наше будущее и старалась тратить как можно меньше денег.

Кажется, мы прожили в том отеле несколько дней, и отец нас не нашел. Но потом мама взяла меня с собой и пошла к нему на работу, чтобы с ним поговорить. В Гарвардской медицинской школе он считался светилом, на работе к нему относились чуть ли не как к Господу Богу, никому и в голову не могло прийти, что он избивает жену. Коллеги знали только, что он потерял сына, и очень ему сочувствовали.

Мама сказала, что хочет с ним развестись. А он заявил, что если она уйдет, то он больше не желает нас видеть, я для него больше не дочь и мы обе для него все равно что умерли.

У нее снова выступили слезы. Джефф все так же держал ее за руку, но молчал.

— Он так прямо и сказал: «Ты мне больше не дочь». Но мама ответила, что все равно уйдет. Тогда он сказал, что как только мы выйдем из его кабинета, он будет считать, что мы умерли. Знаешь, когда мы ушли, я первое время все ждала, что вот-вот умру. Он меня не поцеловал на прощание, даже «до свидания» не сказал, вел себя так, как будто ненавидит нас обеих лютой ненавистью. Думаю, тогда он действительно ненавидел маму, а меня он просто не отделял от нее в своем сознании. Я была подавлена, очень переживала. Мама говорила, что он просто очень расстроен из-за смерти Пэдди и не сознает, что говорит, но со временем одумается, однако в это верилось с трудом. Мы с ней переехали в Калифорнию, добирались на трейлере. Время от времени мама ему звонила, но он не желал с ней разговаривать и просто вешал трубку.

Мы поселились в Лос-Анджелесе. Мама сразу же устроилась на работу — стала писать сценарии для телевидения. Наверное, у нее началась полоса удач, ее работа понравилась, ей стали давать новые заказы, дела пошли успешно. Однажды, когда я была с ней на студии, она рассказала одному человеку свою историю, так тот даже прослезился, пока слушал. А примерно через полгода она встретила Саймона. Мне тогда было шесть с половиной лет. Мы уехали из Бостона в тот самый день, когда мне исполнилось шесть. День своего рождения я встретила в холодной комнате отеля, не было ни именинного пирога, ни подарков. Папочка даже не позвонил, чтобы меня поздравить. Но после всего, что случилось с нами за прошедший год, я чувствовала, что не заслужила поздравления и подарков. Я винила во всем себя, только сама не понимала почему, просто решила, что я виновата, и все.