Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Тюрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Историк? — удивился археолог. — Неужели коллега?
Времени было мало. Следовало поторапливаться. Доктор Джонс это прекрасно понимал, однако он не мог не задержаться на минуту-другую, чтобы поболтать с неожиданно встреченным коллегой. Тем более, суть проводимых профессором фон Ойленбургом исследований прояснилась очень быстро. Оказывается, тому удалось обнаружить, а затем и расшифровать один из тайных трактатов по чжень-цзю — это область медицины, которая посвящена выявлению биологически активных точек организма и воздействию на них. Именно отсюда вышли иглотерапия, точечный массаж и прочие китайские штучки. Трактат был составлен в монастыре Южного Гуаньчжоу, где занимались выявлением «психических меридианов» человеческого тела. Особенно профессора Ойленбурга заинтересовали сведения о том, что предположительно в районе паха существуют «точки воли», воздействуя на которые можно полностью лишить человека способности сопротивляться — не только физически, но и, самое главное, морально. Древние ученые исследовали эти точки грубо, варварски, и знали небольшое их число. Кроме того, в монастыре не имели возможности пользоваться электричеством. Современный же ученый предположил: если применять электроток разной степени интенсивности, удастся получить более широкий спектр реакций, в том числе и противоположных — то есть невероятное усиление воли. Но, к сожалению, «точки воли» пока не обнаружены, приходится искать их вслепую…
Выстрел прервал короткую и увлекательную беседу. Рассказчик как бы случайно дотронулся до телефонного аппарата, а может, действительно случайно, — так или иначе, доктор Джонс автоматически отреагировал. Историку-китаисту повезло, он умер без мучений, в отличие от его пациента.
— Ой, — Лилиан схватилась руками за щеки. — Сейчас сюда прибегут…
— Спокойно, — сказал Индиана. — Выгляни в коридор. Всем остальным — стоять на местах.
Нет, на случайный выстрел никто не прибежал. Ночь, толстые стены, закупоренные окна — все было, как в хорошем кино.
— Так будет с каждым, кто захочет поиграть в героя, — предупредил Индиана и посмотрел в глаза молодому сотруднику. — Ты тоже профессор, да?
Тот попятился:
— Я ассистент профессора Ойленбурга…
— Твой Ойленбург был шизофреником, а не профессором, — брезгливо бросил Джонс. — В этом замке, по-моему, одни шизофреники собрались. Я вижу, парень, ты тоже исследователь. И какая у тебя «тема»? Ты убедился в моих полномочиях, чтобы ответить?
Ассистент забормотал:
— Под руководством профессора, честное слово… Тот же самый трактат, но мне поручили заняться «болевым меридианом»… Вот, пожалуйста, атлас точек, это я сам составлял… — он попытался взять дрожащими руками какие-то бумажки, но выронил их на пол. — Тема называется: «Исследование порога болевой чувствительности», отдельно по каждой точке. Вот диаграммы… — он рассыпал новую порцию бумажек. — …Замеры времени до наступления шока… относительные характеристики, соотношение значимости точек, комбинации из точек…
— Они не шизофреники, а садисты, — выдохнула Лилиан.
— Нет, фройляйн, мы не какие-нибудь изверги, — с достоинством возразил человек в белом халате. — В других институтах, особенно медицинского профиля, исследования гораздо жестче. Я слышал, там ставят опыты по медленному обескровливанию организма, по переохлаждению, по перенагреванию. Существует какая-то программа «камасутра казни», о которой я ничего, кроме названия, не знаю. А наш институт занимается прикладными вещами — только в применении к древности.
— Ты где учился? — полюбопытствовал доктор Джонс.
— В Оксфорде, Гейдельберге и Сорбонне…
— Сочувствую, — прервал его Джонс. — Лилиан, развяжи наконец несчастного. Вон скальпель лежит. Что он так странно мычит, не понимаю?
Женщина, преодолев тошноту, взяла скальпель и подошла к столу.
— Он не может разговаривать, — подал голос дежурный Коппи. — Это мой клиент. Его вчера забирали, чтобы голосовые связки подрезать.
— Подрезать? — изумился Джонс. Сколько лет занимается прикладной археологией, а до сих пор не потерял способности удивляться.
— Ну, да. Хотя, может, не голосовые связки, кто их разберет, умников. Здесь в лаборатории что-то делают против крика, они же без наркоза работают. А когда летом окна открывали, герру Урбаху все было слышно. Его это сильно раздражало, вот он и приказал принимать меры против шума.
— Встань рядом с операционным столом, — кивнул Джонс шарфюреру. — Нет, с другой стороны, рядом с теоретиком-практиком.
Лилиан уже вспорола ремни, державшие жертву на столе, и вернулась к Индиане. Пациент неуверенно зашевелил освободившимися конечностями. Индиана демонстративно достал парабеллум, — так, чтобы видно было каждое его движение, — освободил предохранитель и дослал патрон. Лица у немцев вдруг обвисли, колени резко ослабли, однако время для кары еще не наступило.
— Держи, — Индиана протянул оружие Лилиан. — Достаточно нажать на спусковой крючок… — Затем обратился к поджавшим мошонки собеседникам: — При малейшем вздохе она вас застрелит, и я не советую сомневаться в моих словах. Эта женщина — просто зверь, женщина-монстр. Гораздо страшнее меня, я сам ее побаиваюсь.
Он снова обратился к Лилиан, уже по-английски:
— Ты, главное, не психуй, я скоро. Держи этих ублюдков на мушке, ни на что не отвлекайся… — и прощальная речь была закончена.
Доктор Джонс открыл окно и без колебаний покинул комнату, встав ногами на наружный подоконник. Из-под его одежды появился на свет верный «Пацифист». Рукоятку удалось закрепить в раме, а веревку доктор взял с собой, постепенно разматывая. За спиной была пропасть высотой ровно с пятиэтажную башню. Он двигался осторожными мелкими шажками — лицом к стене, держась крепкими пальцами за детали орнамента.
На карниз подоконного парапета, в нишу со скульптурой кариатиды, обогнув полуколонну, снова в нишу, теперь со скульптурой герма, снова на карниз и — вот он, наружный подоконник заветного окна… Верхолаз позволил себе пару секунд отдохнуть, ощущая спиной ледяное дыхание Марха. После чего побарабанил пальцами по стеклу.
Рамы открылись мгновенно.
Мгновенно же из тьмы комнаты вынесло руку с зажатой в ней вилкой. Импровизированное оружие было приставлено к горлу Индианы, а недовольный голос спросил:
— Что надо?
Вслед за рукой высунулся призрачный белый рот, обрамленный седой щетиной, который выдал в пространство новый возглас:
— Младший? Это ты?
— Да, сэр, — севшим вдруг голосом откликнулся доктор Джонс.
Столько времени искать эту встречу, заготовить для нее столько справедливых, едких, точных слов, которые следовало бы швырнуть все разом, как колоду засаленных карт в лицо бесчестного шулера, — наслаждаясь и торжествуя, — и не придумать ничего лучшего, чем сказать почтительное: «Да, сэр»! Что это, привычка? Слабохарактерность? Издержки воспитания? Словно сама собой выскочила эта проклятая фраза из мутных глубин несчастливого детства, и точно как в детстве — постыдный трепет пронзил душу.