Мертвые канарейки не поют - Антон Леонтьев

– Помогу. Но я хочу знать все!

Эльвира, вскочив, принялась ходить по кухне туда-сюда. В дорогущем стильном пальто с чужого плеча она смотрелась комично, но Рита и не думала улыбаться. Ей было страшно, очень страшно – на сама не знала, отчего, но не сомневалась, что вскоре узнает.

Хозяйка, несколько раз начиная рассказ, вновь замолкала, и Рита произнесла:

– Понимаю, что речь идет о чем-то… мерзком. Поэтому скажу тебе то, о чем мало кто знает. Барковский-старший, отец Гоши, меня изнасиловал. Тебя тоже?

Эльвира облизала сухие губы и ответила:

– Бог миловал, хотя он тогда действительно подкатывал, но я старого козла сразу отшила.

Рита продолжила:

– Значит, это Гоша тогда тебя изнасиловал, ведь так? Поэтому ты и пить начала?

Эльвира задрожала и, сев прямо на грязный пол, захныкала. Рита, подойдя к ней, попыталась ее утешить, но Эльвира вдруг закричала:

– Да не понимаешь ты ничего! Да, Гошка – мразь! Но не меня он изнасиловал, не меня! Потому что он другое предпочитает. А моего младшего братика Юрика! И было тому тогда девять лет…

Рита вошла в лучший номер гостиницы «Интурист», одной из двух приличных в ее родном городе, и посмотрела на сидящего за столом с ноутбуком Гошу Барковского, у которого было элегантно перевязано левое запястье.

След нападения Юрика Князя.

До выборов оставалось два дня, и никаких сомнений быть не могло: новым губернатором должен стать Барковский-младший.

– Благодарю, что согласился принять меня, несмотря на свой крайне загруженный график, – произнесла Рита, а Барковский, пружинисто поднявшись, с улыбкой подошел к ней.

– Рита, как я рад тебя видеть! Ты передумала? Решила принять мое предложение и войти в мою команду?

Рита, посмотрев на сновавших по центральной комнате номера-люкс людей, ничего не ответила, а Гоша, верно истолковав ее поведение, сказал:

– Оставьте нас наедине!

Когда все исчезли и двери закрылись, Гоша вздохнул:

– Уфф, через сорок восемь часов или чуть больше все это закончится! Хотя нет, все только начнется! Не хотел побеждать, но придется стать губером. Впрочем, я начинаю уже входить во вкус власти…

Подойдя к окну, он распахнул штору – из окна была видна центральная площадь со сценой и памятник Ленину.

– А тебе не тяжело смотреть на сцену, на которой едва не убили тебя и твою дочь? – спросила Рита, и Гоша, задергивая штору, ответил:

– Ты права. Когда стану губером, прикажу ее убрать. И вообще, когда я стану губером, тут многое будет иначе! Потому что успеха в жизни я уже добился, денег заработал достаточно, пора творить добро!

Рита поняла, что Барковский сам верит в то, что говорит. Она швырнула ему под ноги папку. Гоша в недоумении поднял ее и, хмурясь, произнес:

– Что там?

– Досье на тебя. То самое, которое за несколько дней, забросив все другие дела, собрали спецы моего интернет-канала расследований. Это печатный вариант, а еще есть сорокаминутный фильм, который через час будет выставлен в Интернет…

Гоша, хмурясь еще больше, раскрыл досье, вчитался и вдруг отбросил его. Лицо Барковского стало бледным, как могильный саван.

– Что за бред, – выдавил он из себя. – Ритка-маргаритка, что, я тебя спрашиваю, за бред? Ты все еще работаешь на этого жалкого насильника, который желает ущучить меня и вывалять в грязи? Ничего у вас не выйдет, скоты!

Он мог кричать, материться, истерить – это ничего не меняло. Рита видела, что Гоша боится, и это окончательно уверило ее в том, что все правда.

– Ты даешь слово этой алкашке, у которой брат-убийца! – лихорадочно листая досье, которое он снова поднял, затараторил Гоша. – Господи, нашла кому верить! Она же все мозги давно пропила!

– А почему пропила, Гоша? – спросила Рита. – Молчишь? Тогда ответь мне: отчего ее брат пытался убить – не тебя, а твою шестилетнюю дочку? Снова молчишь? Думаю, для того, чтобы заставить тебя страдать так же, как страдал он сам. Ведь ты начал насиловать его, когда мальчику было девять лет, и продолжал делать это до тех пор, пока ему не исполнилось четырнадцать. С девяти до четырнадцати – это ведь предпочтительный возраст твоих жертв, Гоша?

Смертельно бледный, Барковский прошептал:

– Что ты мелешь? Ты понимаешь, что ты пытаешься мне навесить? Что я… я… я…

Его губы дрожали, он был жалок.

– Что ты педофил, Гоша. Растлитель малолетних. Увы, именно малолетних, а не одного малолетнего. Потому что мой отдел совершил невозможное: в рекордно короткие сроки нашел еще трех молодых мужчин, которых ты в свое время в течение долгих недель, месяцев и лет регулярно растлевал. Компромата на тебя не было, и это меня насторожило – он есть на любого, поверь моему опыту журналиста-расследователя. Даже на меня! Да, ты, в отличие от своего ушлого папаши, не совершал финансовых махинаций, но мы, как и все другие, просто искали не в том направлении. Максимум, что на тебя пытались нарыть, так это романы с женщинами на стороне, тайные секс-забавы с продажными женщинами или мужчинами. Но ничего такого никогда не было: ты во всех отношениях был чист. Но лишь по той причине, что ни романы с женщинами, ни секс со взрослыми проститутками тебя никогда не привлекали. Тебе требовалось иное. А когда стало понятно, в какой стороне надо искать, все оказалось очень легко.

– Ты что говоришь… – Гоша едва не плакал, и в его изумрудных глазах стояли слезы.

Но Рите не было его жаль ни чуточки.

– И эти трое парней – только вершина айсберга. Сколько их было на самом деле, Гоша? Двое наотрез отказались говорить, тем более что один живет под новым именем, а другой пребывает в психиатрической клинике, но вот третий… Ну, об этом будет подробно рассказано в фильме. Но мы упорно ищем и найдем других, кто также будет говорить.

Гоша заорал ей в лицо:

– Все они врут! Я никакой не педофил! Я женат, у меня чудесная жена, две прелестные дочки…

– Вам очень повезло. Очень. А что было бы, если бы это были два сыночка? – произнесла мягко Рита. – К девочкам тебя, как я понимаю, не тянет. А вот к несчастным мальчикам… Смог бы ты удержаться, Гоша?

Барковский, по лицу которого струились слезы, лихорадочно зачастил:

– Ты ничего не сможешь доказать. Это все наветы… Ты не посмеешь опубликовать это, потому что я тогда тебя уничтожу… Как и эту дуру, которая посмела утверждать, что я причинил ее брату такое…

Рита прервала его:

– Эльвира в надежном месте. Ты испортил жизнь не только ее брату, но и ей самой. Я ей помогу, оплачу ей лечение и постараюсь сделать так, чтобы ее жизнь наладилась. Хотя бы немного…