Тайна испанского манускрипта - Нина Запольская

– Доктор! Вы здесь?

Никто ему не ответил. Зато где-то рядом скрипнула дверь, и кто-то невнятно произнёс дребезжащим голосом:

– А… Очухался-таки. А я уж хотел лить на тебя воду, а её у меня и так нету. Вода денег, понимаешь, стоит.

Человек захихикал и вошёл, и тут же вслед за ним к капитану вошёл свет.

Свет был твёрдым, осязаемым, жёстким, в нём читались поверхности и углы, и он заполнил собой всё пространство той комнаты, где капитану было так уютно лежать в тёмном и тёплом коконе своей боли. Внутри света помещались кристаллы с резкими, ощутимыми гранями, и эти кристаллы ширились, множились, их грани дробились, удваиваясь и утраиваясь, и скоро свет стал выдавливать капитана из его тела и делать боль совершенно невыносимой. Капитан зажмурился, застонал и отвернул голову от света.

– Что, родимый? Головка болит? – Задребезжал опять голос. – Говорил же я Французу: «Полегче, дубина!» Ну, да уж ладно. О мёртвых – либо хорошо, либо ничего.

Человек не договорил и нагнулся к капитану. И тут вместе со светом к капитану пришли запахи. Резко пахнуло вонью давно немытого тела, и это показалось капитану смутно знакомым, а со стороны его отвёрнутой головы нестерпимо ударило в нос прелой соломой, дымом, смолой, колёсной мазью, мышиным помётом, но всё же знакомый запах вонючего тела перебивал всё.

– Авраам, – сказал капитан и с трудом разлепил зажмуренные веки.

Противный нищий, которого он видел у таверны, стоял над ним со свечой и издевательски ухмылялся.

– Да, глупые люди называют меня авраамом, – задребезжал тот. – Но ты, я вижу, вполне очухался. Вот и чудненько. Скоро нам понадобится твоя светлая голова и твёрдая память. Особенно память1

Нищий опять захихикал. Смех был довольный, надтреснутый.

Капитан, проглотив мешающий комок в горле, пробормотал:

– Развяжите меня…

Он попытался приподняться – у него ничего не вышло.

– Конечно, развяжу. Я же не злодей какой-нибудь. К тому же я не хочу, чтобы ты ходил под себя. Посудина для нужд вон там, в углу. Я оставлю тебе вот этот свечной огарок и принесу еду. Тебе повезло – мне велели тебя хорошо кормить.

Нищий опять захихикал, поставил плошку со свечой на пол и ушёл. Вернулся он с миской, которую, нагнувшись, также поставил на пол. Подойдя к капитану, нищий вытащил из-за пояса наваху, открыл её и со скрипом разрезал верёвки на его руках. Капитан пошевелился, сбрасывая путы, потом стал растирать онемевшие кисти.

– А ноги ты распутаешь сам – не хочу, чтобы ты на меня прыгнул, – нищий захихикал и пошёл к выходу. – Но поторопись, огарок скоро прогорит, и ты окажешься в потёмках. И это правильно… Ведь ты же в темнице.

Авраам остановился в проёме, захихикал и вышел в дверь. Заскрежетали замки и засовы, и всё стихло.

Капитан стал быстро, как только мог ватными пальцами, распутывать верёвки на ногах, и скоро ему это удалось. Огарок почти прогорел и стал коптить. В неясном его свете капитан быстро огляделся: он был в каменном не то сарае, не то подвале, на полу у одной стены лежала солома, на другой стене чернели вмурованные оковы, под ними валялось заскорузлое тряпье, покрытое неприятными на вид тёмными пятнами. Окон в подвале не было. Капитан поднял руки к голове и с ужасом нащупал там здоровую, страшную шишку. Тут огарок мигнул последний раз и погас. Капитан снова очутился в темноте, кое-как дополз до соломы и лёг. Его мутило. Есть не хотелось.

На следующий день, назовём так этот отрезок времени, потому что в своей темнице капитан потерял счёт часам, смешливый авраам явился опять. Только дверь он уже не открыл, а поскрежетав замками, неожиданно распахнул маленькое оконце в середине двери. О существовании этого оконца капитан не подозревал, оно явилось неожиданностью: он уже собирался напасть на нищего, когда тот войдёт. И сейчас, глядя, как нищий передаёт ему в оконце новую миску с едой и новый горящий обломок свечи, капитан разочарованно улыбался. На второй день и третий повторилось всё то же, но потом, через совсем короткое время, оконце со скрежетом открылось вновь. Капитан встрепенулся и услышал дребезжащее:

– Не вскакивай, родимый. А то я тебе, невзначай, прострелю чего-нибудь нужное.

Тут дверь всё-таки распахнулась. Сначала в проёме показалась левая рука со свечой, потом дуло пистолета, и только потом авраам всунулся сам. Пытливо глянув на капитана, который сидел на соломе, привалившись спиной к стене, он поставил свечу на пол, махнул пистолетом и сказал:

– Ну-ка ставай! С тобой тут поговорить хотят.

Под направленным на него пистолетом капитан встал.

Оказалось, что всё это время он сидел в подвале, потому что авраам, предварительно обмотав ему верёвкой руки за спиной, вывел его на узкую лестницу, идущую наверх. Они стали подниматься: капитан – впереди, авраам – сзади. Но на второй или третьей ступеньке в глазах капитана потемнело, а сердце гулко забухало где-то в основании черепа. Его опять замутило, он остановился, вцепившись в перила, потом снова полез вверх. Лестница скоро закончилась. Капитан ввалился в дверь, где по глазам ему ударил дневной свет.

От этого света ему пришлось зажмуриться и нагнуть голову. Он был ослеплён, он был ошеломлён, он забыл о своём намерении напасть, когда его будут вести. Сейчас ему хотелось только, чтобы этот режущий, кромсающий мозг свет, немедленно кончился, прекратился. Голова капитана пошла кругом, и когда авраам ввёл его в комнату с окнами, он какое-то время стоял и качался, ничего не видя, а только осознавая, что вонючий авраам хихикает за его спиной. Затем капитана схватили липкие, цепкие руки, пихнули на стул и примотали к нему верёвкой.

И только потом капитан, приоткрыв слезящиеся глаза, стал различать смутные контуры. Он увидел перед собой стол. За ним виднелось два человеческих силуэта, то есть, за самим столом сидел только один человек, а второй человек находился позади, и лица у него не было. Капитан заморгал, пытаясь прогнать слепящие слёзы, и понял, что второй человек просто сидит к нему спиной…

«Да он, пожалуй, прячется от меня», – подумал капитан и заставил себя сосредоточиться. Он сморгнул, с трудом вгляделся и оторопел, хотя где-то в глубине души всегда был готов к этому.

Перед ним сидел, изящно опершись о стол рукой и положив на неё подбородок, коммодор Дональд Грант – сидел и с улыбкой смотрел на него. Капитан снова глянул на второго человека: тот, в глубоко надвинутой шляпе, закутанный в испанский плащ, по-прежнему не поворачивался лицом.

Молчание затягивалось. Наконец, флибустьерский коммодор медленно и даже как-то устало произнёс знакомым до боли сладким голосом:

– Капитан Линч, а что вам известно о местонахождении сокровищ некоего Диего де Альмагро, а?

****

Капитан молчал, не в силах выговорить ни звука.

Произнесённые только что слова оглушили его, он совсем не ожидал услышать сейчас такое. Всё, что угодно, только не это! Он опять, с какой-то тревогой даже, глянул на человека, сидящего к нему спиной, и опять не узнал его.