Черный ферзь - Михаил Савеличев

Но даже эта первая часть дела Наваха, на которую и ушла пара-тройка томов документов, могла считаться образцом достоверности по сравнению с тем, что произошло дальше.

– Забирайте, – кивнул господин крюс кафер на бумаги.

Флюгел и Беггатунг шагнули к столу и принялись сгребать вместилища документов широкими, как лопаты, ладонями. Помощники походили на горнопроходческие механизмы, какие использовались на шахтах туска – внутривидовое скрещивание нелепости и силы. Но даже при всей их мощи и невозмутимом упрямстве, что скорее являлось оборотной стороной тупости, нежели осознанной настойчивости в достижении поставленной цели, вместилища никак не желали складываться так, чтобы их унести в один присест. Папки выскальзывали, падали, цеплялись друг за друга, обильно пуская клубы пыли и все гуще заполняя комнату смрадом.

Точно кибердворники с плохо отлаженной программой Флюгел и Беггатунг раз за разом воздвигали на вытянутых руках бумажные башни, которые росли ввысь поначалу прямо, а затем начинали опасно крениться, раскачиваться из стороны в стороны, как при землетрясении, пока не рассыпались, с глухим каменным стуком обрушиваясь на стол и пол.

Господин крюс кафер завороженно наблюдал за воплощенной в деянии двух болванов бесконечности, даже никак не отметив, откуда ему в голову пришло столь странное сравнение помощников с какими-то там кибердворниками. Когда же заклятье неотрывного созерцания бессмысленной работы начало постепенно иссякать, высвобождая подспудно накопленную и оттого высококонцентрированную ярость, и Ферц положил руку на кобуру, вместилища документов внезапным чудом сложились в нечто более-менее равновесное.

Болваны попятились к двери, неожиданно легко сдвинули ее в сторону, зацепив каблуком ботинка, и уже готовы были вывалиться в коридор, когда господин крюс кафер, тонко взвизгнул, словно только сейчас осознал всю тяжесть расставания с делом своей жизни, и заорал:

– И передайте этой стерве Серфиде, что кристаллокопирование я запрещаю!!!

На третьем-четвертом томе выродка-перебежчика откуда-то вынырнула некая темная, даже по меркам Трюма, личность по прозвищу Крыса. Сообразно прозвищу обреталась Крыса в мерзких закоулках, куда и не каждый отморозок отважиться забраться даже по крайней нужде, тем не менее ухитрившись оттуда наладить с Навахом некую связь. Как сообщали топтуны, встречались Крыса и Навах регулярно, но выяснить что же происходило во время подобных встреч не удалось.

К тому моменту Серфиде наскучило соседствовать на страницах дела вместе с Навахом, и она куда-то сгинула – в переносном смысле, конечно же, ибо никуда такой специалист деться не мог, ибо как говорится: скотина она первостатейная, но профессионал высочайшего класса! В Адмиралтействе такими людьми не разбрасывались. Но у Ферца возникло смутное ощущение, что ученому-истязателю некто вновь дал отмашку – оставить Наваха в покое и заняться отработкой методик тонкой подстройки резцов пыточной машины, с которыми у истязателей всегда возникали проблемы.

Ферц вспомнил – при первом знакомстве с делом у него блеснула яркая, как алмаз, догадка, что Навах – двойной агент, сложной многоходовой операцией заброшенный с материка в Дансельрех для последующей вербовки высших должностных лиц и создания разветвленной шпионской сети. И тогда Серфида – важное передаточное звено между материковым выродком и верхушкой Адмиралтейства.

Естественно, Ферц тут же заявился к этой стерве, планируя допросить по всей строгости закона, в котором она, эта стерва, наверняка знает толк как ученый-истязатель, но Серфида молча выслушала его, не поведя и тонко выщипанной бровью, и лишь к концу своего монолога Ферц внезапно понял, что же такое исчезло с ее лица, стоило ему упомянуть Наваха. А исчезла доброжелательность, с коей устав предписывал выслушивать обвинения, выдвигаемые функционерами специальных служб. Соответствующая преамбула к статье так и гласила: “Если против вас еще не выдвинуто обвинение в измене, то это не ваша заслуга, а серьезная недоработка специальных служб”.

Затем она сняла трубку и протянула ее Ферцу, не удосужившись набрать номер или, на крайний случай, вызвать голосовой коммутатор. Взяв трубку, Ферц с изумлением и ужасом услышал доносящееся из нее бурчание Зевзера, который настоятельно порекомендовал господину крюс каферу заняться непосредственно порученными ему делами.

Крысу разрабатывали мучительно долго. Пыточные машины не успевали отплевывать отработанный материал трюмных ублюдков, а никакой зацепки найти не удавалось. Крысы будто не существовало, вот и весь сказ.

Знакомясь с пропитанными кровью пергаментами допросов, которые шутники-экзекуторы изготовляли из кожи самих испытуемых, Ферц не сразу сообразил, что в них так его настораживает.

Стандартная процедура: резцы номер два и три устанавливаются в медиальную позицию, подача соленой воды делается максимальной, скорость прохождения замедляется при каждой рекурренции, после чего экзекутор монотонно зачитывает испытуемому вопросы и тщательно наносит ответы на его же спину.

“Знаете ли вы Крысу?”

“Нет”

“Знаком ли вам ублюдок, именующий себя Крысой?”

“Нет!”

“Когда в последний раз вы видели своего хорошего знакомого Крысу?”

“НЕЕЕЕЕТ!!!!”

Брызжет кровь, с сухим треском рвутся кожа и мышцы, вой испытуемого эхом прокатывается по обитой пенопластом комнате. Сам же испытуемый ощущает как на его спину строчкой за строчкой ложится протокол допроса.

Ничего необычного. Рутина. За исключением одной тонкости, которую не уловили такие асы экзекуторской практики, как Кифертастер и Унтаркифер. Но им это вполне простительно. Их задача – извлечь из испытуемого максимум информации, а уж отделять зерна от плевел – задача функционеров от контрразведки.

Самым необычным в ворохе допросных пергаментов оказалось то единодушие и упорство испытуемых, с какими они отрицали какое-либо знакомство с Крысой.

Обычно после некоторого “предела” в допросе испытуемый соглашался СО ВСЕМ, в чем его убеждали экзекуторы. Что люди ходят на головах. Что люди ходят на боках. Что его заслали из-за скорлупы мира неведомые чудища, которые обитают в мировой тверди наподобие земляных червей. Что у него в желудке спрятана атомная бомба, которой он должен взорвать Адмиралтейство.

Высота “предела” зависела от целого ряда психофизиологических параметров испытуемых, но точное определение момента, после которого испытуемый окончательно превращался в безмозглого болванчика, готового принять на себя все грехи мира, до сих пор оставалось нетривиальной задачей.

Имелись утвержденные методики для рекурренции достоверных интервалов, волатильности получаемой на допросах информации, но все они оставались еще очень неточными. Приходилось полагаться на собственный опыт и интуицию, определяя – здесь кроется вполне реальный заговор, а вот здесь уже пошел воображаемый. Иллюзия, так сказать, порожденная невыносимой мукой.

Вот только в случае с Крысой у всех испытуемых никакого “предела” не обнаруживалось. До самого пика истязаний, а порой и после него (если к тому времени речевые центры не повреждались) каждый взятый по делу Наваха упрямо твердил – никакой такой Крыса ему неведом и в глаза он его не видели. Твердили все как один. До самого своего естественного или неестественного конца.