Федюнинский - Сергей Михеенков

Я направил в город офицера связи. Он вылетел туда на самолете и вскоре передал по радио, что находится в Брянске на наблюдательном пункте командира 197-й дивизии полковника Абашева.

Утром следующего дня с членами Военного совета армии генералами Прудниковым и Панковым мы тоже приехали в Брянск. Жители города встречали наших солдат, сержантов и офицеров с цветами. Встреча была радостной и волнующей. Помню, к моей машине подошла пожилая женщина с девочкой лет шести. Девочка протянула букет полевых цветов, а женщина, горько вздохнув, сказала:

— Мы-то дождались светлого праздника. А вот ее отец и мать не дождались. Опоздал ты, командир… — И пояснила: — Это внучка моя. Отец ее в партизанах погиб, а мать расстреляна немецким комендантом».

На Брянской земле «новый порядок» оккупационные власти приживляли методами самыми жестокими. Жители сел и городов оказались между двух огней. Из многих семей отцы, мужья и братья ушли в лес, в партизанские отряды. Брянские, смоленские и белорусские леса стали адом для оккупантов. Но одновременно в нескольких районах к югу от Брянска энергичными антисоветчиками и германофилами была создана своего рода антибольшевистская и антипартизанская автономия, этакое мини-государство, которое сейчас историками и краеведами именуется то Локотской республикой, то Локотским самоуправлением. В эту суррогатную республику размером в среднюю область входили Навля, Локоть, Брасово, Комаричи, Севск, Суземка, Троена, Дмитриев-Льговский и другие районы и волости. Здесь была создана бригада РОНА (Русской освободительной народной армии), которая насчитывала до 20 тысяч штыков, имела артиллерию, танки, другую бронетехнику. Когда Красная армия приблизилась к Орлу и Брянску, бригада РОНА и часть жителей «республики» перебрались в Белоруссию, потом в Польшу. Бригада была переформирована в дивизию, которая получила номер — 29-я пехотная СС.

Отдельные отряды, абвер-команды и диверсионные группы были оставлены в брянских лесах, на укромных хуторах. Часть их попала под удар наступающих войск. Некоторых вытаскивали из подземных схронов партизаны и передавали офицерам СМЕРШа. К тому времени уже в штате каждого стрелкового батальона был оперуполномоченный этой контрразведывательной структуры. Во время освобождения районов Брянской области работы у СМЕРШа было много.

А в самом Брянске свирепствовал комендант генерал-майор Адольф Гаман. До падения Орла он сидел там, когда же 11-я армия подступила к Брянску, бежал в Бобруйск. Его захватили в плен во время операции «Багратион». Кинооператор запечатлел его, важного и надменного, во время «Марша побежденных» в Москве 17 июля 1944 года. Диктор комментировал появление генерала Гамана в кадре: «Комендант Бобруйска и бывший комендант Орла. Палач и убийца. Десятки тысяч советских людей стали жертвами его злодеяний». На солнце блеснул лакированный козырек его генеральской фуражки.

На руках Адольфа Гамана была и кровь родителей той сиротки, которую генерал Федюнинский встретил в Брянске.

Военный корреспондент Павел Трояновский оставил воспоминания о допросе Гамана после его пленения под Бобруйском: «Наш генерал его спросил: “Что же вы, господин Гаман, не покончили с собой? Ведь вы в своих собственных приказах изображали советский плен как предательство нации, родины. Утверждали, что большевистский плен — это обязательная и мучительная смерть. А почему же сами предпочли плен?” Гаман лишь смотрит волком и молчит».

Суд, состоявшийся в Брянске в 1945 году, признал Адольфа Гамана в ряде военных преступлений и приговорил его к высшей мере наказания. Военный трибунал Брянского гарнизона одновременно рассмотрел и дела его сообщников. Военных преступников, виновных в гибели 96 тысяч советских военнопленных и 130 тысяч мирных граждан, принародно повесили на Театральной площади Брянска.

И во время пленения Гамана, и в день его казни Федюнинский был далеко и от Брянска, и от Бобруйска.

После взятия Брянска началось преследование противника. 11-я армия на своем участке энергично действовала ударными авангардами. Передовые батальоны, посаженные на транспорт и танки, сбивали немцев с промежуточных рубежей, охватывали их небольшие гарнизоны и уничтожали изолированно, если те не сдавались. «В отдельные дни, — вспоминал генерал, — наступающие войска проходили по 30–40 километров. В моей боевой практике это был первый случай такого быстрого продвижения. Требовалось осуществлять четкое управление войсками, поддерживать устойчивую связь со штабами корпусов и дивизий».

Во время этой гонки на запад Федюнинский всегда держал при себе радиостанцию, настроенную на волну штаба армии. Таким образом осуществлялась координация действий корпусов и дивизий.

Но на войне как на войне. Случались и курьезы.

В конце сентября, в самый пик преследования отходящего противника, Федюнинский с адьютантом, радистом и двумя автоматчиками охраны выехал в 53-й корпус. Корпус уверенно наступал, порой его передовые отряды догоняли немецкие колонны и с ходу врезались в них, захватывали богатые трофеи и пленных. Порой же наталкивались на организованное сопротивление арьергардных подразделений, оставленных для прикрытия отхода основных сил.

Связь работала хорошо. К этому времени штабы, вплоть до батальонных, уже обзавелись радиостанциями и имели устойчивую связь.

Генерал Гарцев тоже был в дороге и сообщил командующему, что перебирается на новый НП, сообщил координаты и название населенного пункта, где его саперы должны были оборудовать новый пункт наблюдения.

Федюнинский коротко сказал водителю:

— Едем на новый НП, — и показал на карте маршрут.

Миновали поле, перелесок. Начался лес, за которым, если верить карте, находилась та самая деревня, где их, должно быть, уже ждал генерал Гарцев. Из леса на дорогу выскочили кони с оборванными постромками. Пара. Артиллерийские. Видимо, запряжка где-то попала под обстрел, и теперь уцелевшие обезумевшие кони носились по лесу. Автоматчики охраны сразу насторожились, приготовили оружие. Адъютант Рожков тоже положил автомат на колени, сказал:

— Стрельба близко. Сколько до деревни, товарищ генерал? Федюнинский снова взглянул на карту. Ехали они правильно.

— С километр.

— Похоже, там идет бой.

Лес стал редеть. Разбитый «опель», уткнувшись в кювет, стоял на обочине, обгоревшим кузовом загораживая часть дороги. Скаты его, покрытые сизой окалиной, еще дымились.

Водитель поехал медленнее. Впереди на пологом холме показались дворы деревни. Деревня была большая. Там и там виднелись дымы пожаров. По окраине бегали солдаты. Свои? Немцы?

— Рожков, — сказал Федюнинский адъютанту, — посмотри-ка, кто? У тебя глаза получше.

— Судя по форме, наши. Да, товарищ генерал, наши.

— Ну, раз наши, тогда поехали. Поглядим, что у них там за маневры…

Въехали в деревню. В центре каменное двухэтажное здание, похожее на школу. У входа стоят офицеры. Когда командующий вышел из машины, один из них, оказавшийся инструктором политотдела дивизии, доложил: в деревне идет бой, западная часть еще не полностью очищена от противника.