Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - Александр Богданович

Трубу установил в глубине звонницы и по компасу выверил, чтобы она смотрела в стенной проем в строго заданном направлении. Он всматривался через бинокль в горизонт, пока не заметил отблески ракет – сигнал о готовности приема. Зажег термит, и морзянкой, медленно закрывая и открывая отверстие трубы, стал посылать сообщение о готовящейся вылазке австрийцев.

Закончив передачу, капитан с трудом спустился вниз и укрылся в исповедальне бокового нефа.

Если бы это было днем, он увидел бы перед собой настенную фреску, изображавшую гибель монахов-францисканцев в Перемышле от рук солдат молдавского короля Стефана Третьего Великого в 1498 году, и, наверное, подумал бы, что века проходят, а в мире ничего не меняется: кровавая битва за галицко-волынское наследство Червонной Руси продолжается и поныне.

Но он сидел в кромешной тьме, напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Его мучили сомнения: не использовали ли его австрийцы для передачи ложной информации? Волнение нарастало с каждой минутой, пока вдруг со стороны Татарского кургана не послышался орудийный грохот. За ним последовала пулеметная стрельба. Это тысячи австрийских солдат цепью ринулись на русские позиции. Они уже сломили первые линии обороны, но встречный ураганный огонь остановил атаку. Австрийцы в панике бросились назад. Прорыв не удался.

Первые вернувшиеся в крепость были безжалостно расстреляны кордонами военной жандармерии.

Девять генералов и девяносто три штаб-офицера молча, со слезами на глазах выслушали объявление коменданта Кусманека о сдаче крепости.

Началось методичное уничтожение всего, что в руках русских могло иметь хоть какое-то практическое применение.

Загорелись склады. В воду сбрасывались с тележек протянутой к реке узкоколейной дороги тысячи мешков с крупами и другими продуктами из неприкосновенного запаса. Солдаты строем несли к реке винтовки и пулеметы, разбивали их о камни и бросали в воду. Автомобили и трактора, оборудование и механизмы, повозки и сбруя, амуниция, документация – все это спешно ломалось, сжигалось, рубилось, резалось, затапливалось или закапывалось в землю.

Не щадили и лошадей. Бойня не справлялась, и тысячи животных убивали сразу за городом. Огромное поле было уже усеяно их трупами с резаными ранами под мордой, оскаленными зубами и застывшими от ужаса глазами, а со всех сторон все гнали новых лошадей.

Почуяв кровь, лошади всхрапывали, покрывались потом и, дрожа всем телом, бешено ржали. Некоторые срывались в галоп, другие люто грызли друг друга. Дикое ржание, предсмертный хрип, выстрелы, оглушительное карканье круживших над полем туч ворон сливалось в леденящую душу какофонию.

Последним приказом Кусманека было расстрелять весь имеющийся боезапас, взорвать форты и мосты. Венгры, принявшие активное участие в обороне Перемышльской крепости, решили не отдавать противнику свои полковые знамена и разрубили их саблями на мелкие куски, разделив последние между офицерами.

Целых четыре дня Белинскому пришлось провести в костеле, наблюдая из башни за происходящим вокруг и фиксируя места захоронений оружия, пока наконец передовые русские отряды не вошли на территорию полностью разрушенной крепости.

Все это время, ночами, с огромным риском для себя, Флора приносила ему еду и перебинтовывала рану.

* * *

Девятого марта[213]в штабе Осадной армии состоялось подписание акта о капитуляции.

Радостную весть о падении Перемышля сразу сообщили царю. На русских фронтах новость была встречена с восторгом, воздух сотрясали громкое «ура!» и приветственные залпы винтовок и орудий. На улицы Петрограда и Москвы вышли толпы народу с флагами и портретами императора. В газетах заговорили о переломе в Великой мировой войне.

В Вене в этот день также собралась двухтысячная толпа у военного министерства. Кричали «Хватит войны!».

Белинский явился в штаб в австрийской униформе, но на это никто не обращал внимания – все были очень заняты и чрезвычайно взволнованны. Бегали с поручениями офицеры, стучали машинки, трещали телефоны…

– Петроград. Главное управление Генерального штаба, – диктовал кто-то телеграмму, – учет оружия затрудняется отсутствием людей и перевозочных средств. Обнаружено пятьсот вагонов, четыре паровоза, двести пятьдесят пудов угля. В сохранности свайный и железнодорожный мосты через Виар и виадук на Львовском шоссе. Все казарменные и казенные здания в исправности, окна выбиты и изломаны печи.

– Срочно присылайте двух приставов, семь околоточных надзирателей и двадцать городовых! – кричал по налаженной связи со Львовом помощник коменданта. – Еще нужны торговцы, мыло, белье, сушеные овощи и соленья…

– Первыми отправлять венгерские части, – давал указания начальник эвакуационной комиссии, – за ними немецкие, потом итальянские и румынские. Поляков, чехов и русинов оставлять до конца эвакуации. Не более двух конвойных на сто человек…

– Австрийских винтовок двадцать пять тысяч, из них годных около половины, – подбивали нарастающий итог офицеры этапно-хозяйственного отдела, – патронов винтовочных свыше шести миллионов, велосипедов семьдесят, брезентов тысяча…

– Возвратного тифа, холеры нет, – составляли сводку начальнику санитарной части фронта, – при больных оставлен весь врачебный персонал.

Капитан наконец нашел начальника разведки подполковника Иванова и его офицеров, которые встретили его как героя.

– На доклад к Пневскому пойдем позже, – сообщил Иванов, – ему сейчас не до этого. У нас большие неприятности.

И рассказал, насколько шокирующей оказалась для командования армии цифра плененных австрийцев – сто тридцать тысяч вместо предполагаемых пятидесяти. Ставка наверняка не решилась бы двинуть армии вперед, зная, что в тылу у нее такая мощная группировка противника, сдерживаемая лишь семьюдесятью тысячами плохо вооруженных ополченцев, растянутых тонкой ниткой на семьдесят верст. Теперь генерал-квартирмейстеру, главному ответчику за столь искаженное информирование, оставалось только надеяться, что за торжествами и благодарственными молебнами по случаю великой победы не последуют строгие выводы и наказания со стороны главнокомандующего.

– Страшно представить последствия, если бы австрийцы прорвали осадную линию и вышли к нам в тыл, захватили все наши склады и ударили по нашим армиям у Карпат! – ужасался Иванов. – Вы совершили настоящий подвиг, капитан. Вы своевременно уведомили об их плане – это заслуживает высшей награды, и я не сомневаюсь, что ходатайство о вашем награждении будет удовлетворено.

– Выдайте нам секрет, – почти серьезно спросил Белинского Кайданов, – чем вы так расположили к себе своего ангела-хранителя, что он так заботливо оберегает вас от всех бед?

– Пожалуй, мне известна только одна разумная причина, – отшучивался Белинский, – я никогда не плюю через левое плечо и тем самым не порчу отношений с нечистой силой. Ведь там, кажется, стоит дьявол.