Попаданка. Колхоз – дело добровольное - Алёна Цветкова

изо всех сил уговаривая ступени не скрипеть, и прокравшись к столовой, мне кажется ничем иным не может быть комната, в которой кроме стола и нескольких шкафов с посудой ничего нет. Тихонько остановилась в дверях и навострила ушки.

– Давно уже, – вздохнул его светлость, продолжая какой-то разговор, – уже с полгода, как вся эта кутерьма началась с королевой, с Оракулом…

– Она ждет. Все очень сильно изменилось, Брантир. Она теперь совсем другая. Они там все совсем другие. Съезди еще раз. Поговори.

– Не хочу… а если она хотела бы, чтобы я приехал, намекнула бы. Письма-то она мне каждый Первый день шлет.

– Донесения, – поправил его господин Орбрен.

– Донесения, – согласился его светлость печально, – писем я недостоин…

– Ты же понимаешь, что ведешь себя глупо. Вообще, вся твоя ситуация глупость несусветная. Ты вправе сам выбирать с кем прожить жизнь.

– Сам-то выбирал? – невесело хмыкнул герцог.

– Не выбирал… но, знаешь, может быть так даже лучше. По крайней мере, она мне симпатична. И внешне, и как человек.

– И Совет одобрит…

– Верно.

– В отличие от нас. Хотя она дочь Великого Мастера… Иногда мне кажется, что именно поэтому Дайра мне и отказывала. Даже попытаться не захотела…

– Все изменилось, Брантир… и изменится еще больше. Поверь, я знаю, о чем говорю. Моя…

Кошмар меня подери! Я даже рот себе закрыла ладонями, чтобы не закричать. Это Дайра за мной следила? Вот… вот же… никогда бы не подумала! А еще тихую из себя строила! А что же это получается, у них с его светлостью роман что ли? Я вспомнила, как сама Дайра говорила о его светлости. И как он ее спас. И какое выражение лица у нее при этом было. Мечтательное. Одухотворенное. Влюбленное. Кошмар меня подери! То-то она ему дифирамбы пела.

А негодяй-герцог на ней жениться не хочет, потому что не дворянка и ниже его по статусу… Или он хочет, да она за него не идет, потому что не дворянка… и какой-то Совет их не одобрит, в отличии от господина Орбрена… кошмар меня подери, он что женат?! Меня даже в жар кинуло. А притворялся-то, притворялся! Малла, иди ко мне, согрею…тьфу! Негодяй! А еще они делали вид, что не знакомы друг с другом! Кругом ложь и обман!

– Госпожа, – раздался дребезжащий голос дедушки Леарда, не давая услышать еще что-нибудь полезное, – проходите в столовую. Его светлости и господин Орбрен ждут вас. Велели подавать только, когда вы спуститесь…

В столовую я вошла молча. Боялась, что если открою рот, то забуду про три дня в камере господина Гририха и выскажу этим негодяям все, что о них думаю. И так, как о них думаю. Нецензурно.

– Малла, – негодяй номер один сделал вид, что встревожился, – что с тобой? Все хорошо?

Я улыбнулась, стараясь, чтоб улыбка не получилась похожа на оскал, и села за стол. Мне нельзя с ним ссориться, потому что он прячет мою беременность от негодяя номер два. И я должна постараться быть любезной.

Но как только окажусь дома… придется Дайре отдуваться за все: и за свое предательство, и за обман своего ненаглядного негодяя, и за моего негодяя тоже. Ну… за господина Орбрена. Ей-то я смогу высказать все, не боясь снова оказаться запертой. Нет, ну как она могла?! Что я ей плохого сделала?

– Я хочу домой, – ответила, старательно скрывая мысли за пластиковым окном.

– Завтра я вас переведу в столицу, а оттуда порталом в Вард уйдете, – ответил мне его светлость, – и развел руками, как будто бы с сочувствием, – сегодня не могу, сил не хватит. Я же не ты… Кстати, а почему я не вижу, что ты такая сильная Ведающая?

– Я скрыл, – лаконично ответил негодяй номер один, – пока Малла не умеет прятаться от хадоа, я за ней присмотрю.

– А почему ни я, ни его величество не увидели это сразу?

– Прятаться от хаода? – услышала я главное, – но зачем я им?

– Затем, что они уничтожают Ведающих. Я же тебе рассказывал историю Гвенара, не будет нас, не будет надежды на освобождение.

– Они что – я задохнулась от ужаса, – могут убить меня и мо… нас?

– Не просто могут, Малла, – довольно рассмеялся его светлость, – они это уже не один раз проделывали. Не все королевы умерли своей смертью, знаешь ли…

Кошмар меня подери! Куда я попала?! Я хочу домой! В свой мир! В нашу с Орландо грязную и вонючую коммуналку. Там меня и моего ребенка хотя бы никто не хочет убить. У меня даже аппетит пропал от страха. И я застыла с ложкой в руке, так и не притронувшись к супу, который принесла Марла, крепко сбитая хмурая старуха. Она мне не особенно понравилась, в отличие от дедушки Леарда. Сразу видно, та еще стерва.

Господин Орбрен тяжело вздохнул, подошел ко мне и, развернув прямо со стулом, присел, взяв меня за руки. И заговорил с мягкой улыбкой, словно я неразумный ребенок:

– Не стоит бояться, Малла, во вдовьем поселении господина Гририха было безопасно, там шпионов нет, я проверил всех. А вспышки я прикрывал. Так что вряд ли хадоа о тебе известно.

Кошмар меня подери! Я чуть ложку не выронила. Вот ведь негодяй. Прикрывал он. А сказать мне не мог?!

– Почему вы мне не сказали?! – возмутилась я.

– Потому что я думал, что ты делаешь это нарочно. Не понимал для чего: то ли передаешь информацию в Хадоа, пряча ее в этих вспышках, то ли хочешь, чтобы тебя раскрыли, то ли у тебя есть какие-то другие цели. Тем более твои способности виделись мне гораздо менее значимыми. Кто же мог подумать, что арровы ведьмы ведут свою игру и отпаивают тебя опийным зельем. Оно очень сильно успокаивает и замедляет проявление способностей.

– Арровы ведьмы? – вмешался его светлость, – ты уверен?

– Абсолютно, – господин Орбрен мельком взглянул на герцога, – но я пока их не трогал. Правда, пришлось запереть Маллу на трое суток, чтобы спал дурман… хотя, конечно, я хотел отвезти ее в столицу. К тебе.

– Так вы… вы… вы нарочно?! – задохнулась я. Вот же день откровений. И неведомые хадоа, которых я воспринимала как сказочную пугалку, хотят меня убить. И ведьмы травили меня наркотиками. А господин Орбрен вроде как герой: спасал меня не щадя живота своего и даже в кутузку засадил ради моего блага… вот негодяй!

И опять, навлекая на мою пятую точку проблемы, тело оказалось быстрее разума. И я изо всех сил шандарахнула господина Орбрена ложкой по лбу.

– Ой! – вжалась в стул и, наконец-то, выронила ложку, –