Княгиня Ольга. Две зари - Елизавета Дворецкая

И Святослав по-прежнему будет ходить мимо нее, как мимо пустого места!

* * *

Когда Мистина узнал, зачем Эльга его позвала, то вместо ответа закрыл глаза и помотал головой, будто пытался вытряхнуть услышанное из ушей или надеялся проснуться. Потом все же обрел голос.

– Да йотуна мать!

– Я помню! – воскликнула Эльга, будто признавая поражение. – Ты предупреждал! Ты говорил, что ее надо продать сарацинам!

– Вот скажи – я был прав! – не удержался Мистина.

– Нет! – Эльга закрыла лицо руками. – Я не должна была ее продавать. Она мне родня!

– Но ведь это было неизбежно! Не сейчас, так через год, не один, так другой! Но почему, йотунов крот, это должен был оказаться именно Торлейв! – Мистина в досаде грохнул кулаком по стене, так что содрогнулась полка и зазвенела серебряная посуда.

Теперь ему без объяснений стало ясно, какой помощи в ответ хотел от него Торлейв, когда он посылал парня в Олеговы дома соблазнять варягов сарацинскими сокровищами Крита. Торлейв уже тогда держал в уме эту женитьбу и понимал, что Эльга непременно посоветуется со своим воеводой. А тот сам вспомнит свое обещание помочь. Стиснув зубы, Мистина зашипел от ярости. Он дал слово! Пусть он не клялся на мече – такому, как он, это и не нужно: его слово, даже намек, угаданный взгляд стоит самых увесистых клятв, потому что он не возьмет их назад!

– Ладно, отца у него нет, – с негодованием продолжал Мистина, чувствуя, что почти загнан в ловушку. – Но почему его мать не запретила ему это клятое сватовство! У нее-то есть голова на плечах!

– Может быть, потому, что когда Хельги собрался жениться на разведенной жене своего брата, никто не стал ему этого запрещать, – напомнила Эльга. – Напротив, иные его уговаривали и награды сулили…

– Он и получил тогда хорошую награду, – проворчал Мистина, который сам и склонил Хельги на этот брак. – Но Торлейв-то чего от нее хочет? «Милую ждал я, таясь в тростниках; дороже была мне, чем тело с душой»?[34] Теперь от страсти разум мутится?

– А то ты не помнишь, как это бывает у парня в двадцать лет! – запальчиво выкрикнула Эльга; она сама досадовала на выбор своего любимца, но невольно пыталась его защитить.

– Я в двадцать лет, – Мистина легко понял намек, – хотел не рабыню! Жма, может, мне поговорить с ним? Парень же с трех лет без отца рос.

– Асмунд за ним присматривал, с Вальгой заодно.

– Что Асмунд понимает в любви?

– Он женат в третий раз!

– Вот потому и в третий…

– Пестрянка не сказала, чтобы Тови был так уж в Малушу влюблен. Он хочет, чтобы его дети были потомками пяти княжеских родов.

– Есть надежда уговорить его поискать это в другом месте? Чтобы такой парень испортил себе жизнь женитьбой на рабыне, да ёрш твою ж мышь! Пожелай он Константинову дочь – я бы сам поехал ему ее сватать, он того стоит!

– Константинова дочь за него не пойдет, греки не отдают царевых дочерей даже королям.

– И что теперь – ему искать себе жену в поварне? На звон ключей идти? Да я ему свою дочь отдал бы, если бы у них не было всего шесть колен родства. И я не хочу, чтобы Святослав попытался сделать с ним то же, что с Улебкой!

– Да что ты! – в негодовании воскликнула Эльга. – Малуша – не Горяна! Чем она ему грозит? Она – рабыня!

– Только пока ты не забрала назад эти клятые ключи.

Мистина прошелся по избе, сердито вращая локтем для разминки мышц. Эльга молча ждала, к чему он придет.

– Ты хочешь… ты думаешь, я должна ему отказать? – не выдержала она, когда Мистина уже три раза прошелся туда-обратно, а мрачная сосредоточенность всё не покидала его лица.

Неужели все так плохо?

Свенельдич-старший молчал.

Торлейв ведь не случайно просил его о помощи. Он знал о силе влияния Мистины на княгиню. Благодаря его обещанию Торлейв рассчитывал, что получит свою деву. Он понимает, что дело это сложное, но ждет, что Мистина обеспечит ему согласие Эльги. А если она все же скажет «нет»… Он, Мистина, потеряет доверие Торлейва. Потеряет в нем друга, союзника, соратника, помощника… который уже доказал свою полезность. А ведь это мелочь по сравнению с тем, что Мистина в будущем ожидал от человека с таким происхождением и дарованиями.

– Неужели ты ничего за ними не замечала? – Мистина глянул на Эльгу.

Невольно думалось, что беду можно бы было отвести, если заметить вовремя.

– Нет. Только на Купалиях этих видела, как они рядом сидели, но там не было ничего такого… Они не поцеловались даже, девки бы приметили. Так что мне делать?

Мистина испустил тяжкий вздох.

– Малуша – не Величана, – сказал он наконец. – Ты не можешь решить ее судьбу сама. Она тебе родня… и на ней слишком много всяких нитей завязано. Спроси у Святши.

– Ты думаешь, он может согласиться?

– Не знаю. Я не вещун.

Эльга помолчала, вглядываясь в его лицо; он смотрел в сторону. Но она, за эти почти двадцать пять лет хорошо его узнав, понимала, о чем он молчит.

– Ты думаешь, что он откажет. И ничего не выйдет, но это будет не наш отказ.

– Ты все равно не можешь выдать ее замуж без совета с князем. – Мистина не отрицал этого и не взглянул на княгиню. – И пока он не знает, лучше не знать никому.

– Я сказала ей, чтобы не болтала.

– Вот и хорошо.

– Да уж чего хорошего… – Эльга вздохнула.

Мистина промолчал. Кто же здесь виноват? Так водится: сначала выдаешь свою родственницу замуж во враждебный род, надеясь этим прекратить вражду, а потом не знаешь, что делать с детьми от этого брака, которые тебе и родня и враги одновременно.

– Может, Торлейв передумает, если я предложу ему все же похлопотать о Константиновой дочери, – вздохнул Мистина. – Жаль, греки уехали. Вдогон, что ли, послать? Роман ведь не родитель его, твердый, как копыто. Может, и высватали бы, какую ему меньше жалко. Диметрис уж постарался бы для нашего парня – он ему жизнь спас.

– Не так уж там было опасно – Торлейв сам сказал.

– Ну, в другой раз будет опасно! – Мистина отмахнулся, дескать, эка безделка, трудно, что ли, устроить? – А главное, вот что я тебе скажу… – Он еще раз прошелся по избе, меряя шагами знакомые половицы, и поступь его, как и в молодости, отличалась неслышной легкостью – будто у крупного хищника. – Пора заканчивать с такими женитьбами. Не помню, чтобы из них выходило что-то хорошее. Вражда никуда не девается, только ты связываешь себе руки. Ведь скажи – не были бы дети Володислава деревского заодно детьми Предславы, ты продала бы их еще тем же летом жидинам и забыла о них, да?