Сады диссидентов - Джонатан Летем

– Не иначе, это сама судьба так распорядилась, чтобы Серджиус мимо проходил именно в ту минуту. Я же знаю миллион песен.

Ироничный настрой понемногу начал сменяться паникой. Серджиус прилетел в Камбоу, надеясь найти вдохновение в рассказах о своей семье. Из Цицерона ему ничего не удалось вытянуть, зато он сам нашел то, что ему было нужно, – просто подобрал на обочине. К такому финалу привела черствость Цицерона, который не пожелал пригласить его на совиньон-блан и на ньокки в ресторане “Пять островов”. За нежелание пообедать с Серджиусом Цицерон был вознагражден этим завтраком с новоиспеченной подругой Серджиуса, или Призраком Тома Джоуда. Откровенный, чуждый всякой робости взгляд этой девушки, ее безудержная фамильярность, ее самонадеянность напомнили Цицерону… да-да, не кого-нибудь, а Мирьям Циммер – только в самом радикальном варианте. Но Цицерон вовсе не собирался удружить Серджиусу таким сравнением, нет-нет. Пускай дальше блуждает вслепую в поисках матери. Лишь бы занимался этими увлекательными поисками подальше от Камбоу и вообще от штата Мэн.

– Сегодня утром я побывал на занятии у Цицерона, – сообщил Серджиус Лидии. – Сколько уже я не сидел за студенческой скамьей? Черт, да лет двадцать!

Если Серджиус так ненавязчиво решил напомнить о разнице в возрасте между ним и девушкой, то это нисколько не помешало Лидии и дальше излучать флюиды повышенного интереса к нему. Цицерон подумал, что раз уж эта мисс Миллион Песен заводится от покойного Томми Гогана, то уж этот-то его живой заместитель, подвернувшийся под руку, куда как молод по сравнению с папашей.

– Классно. А что ты преподаешь, Цицерон?

Давно уже никто из ее ровесников не обращался к Цицерону иначе, как профессор Лукинс.

– Спроси Серджиуса – пусть он расскажет. И держи-ка лучше рот закрытым, когда жуешь.

– Я, конечно, не читал текстов, не готовился, но это, по-моему, не важно. – Серджиус говорил небрежным тоном – похоже, он и эта его подружка из “Оккупай” способны были только завороженно щебетать друг с другом, не замечая ничего. Поэтому Цицерон оказался совершенно не готов к выпаду Серджиуса в свой адрес. – Я-то ожидал услышать какие-нибудь литературоведческие теории, навеянные Марксом. А в итоге это оказался скорее какой-то сеанс по выжиманию слез.

– Этот семинар нес большую политическую нагрузку, Серджиус, – возразил Цицерон, мигом рассвирепев. – Может быть, тебе стоило бы ознакомиться с тем, что называется в гуманитарных науках “аффективным поворотом”. То, что ты пренебрежительно называешь “выжиманием слез”, имеет большой политический смысл: это физическая передача изгнанных чувств от одного телесного субъекта к другому. Происходит трансмиссия аффекта.

Все это было правдой – и ни к черту не годилось. Яростно ополчившись на собеседника, Цицерон сам почувствовал, что его самые искренние убеждения превращаются у него в бессодержательный ученый жаргон, в словесную шелуху, в пепел. К тому же на семинаре он почти не вслушивался в рассказы студентов, потому что заранее отгородился от их слезовыжимательных историй собственным прочным щитом.

– Ну, мне странно слышать, как вы все это защищаете. Мне-то показалось, что семинар просто провалился. Мне вообще показалось, что вы попросту ломаете дурную комедию ради меня. – Цицерон заметил, что под театральной декорацией из рыжих волос, веснушек и загара щеки Серджиуса вспыхнули и разгорелись упрямым румянцем. – Мне было жаль ваших студентов, а под конец стало жаль вас. Только по этой причине я и пригласил вас на завтрак. Хотя, пожалуй, это было ошибкой.

– Это ты – меня – сюда пригласил? – Цицерону стоило больших усилий не взорваться.

– Цицерон, вы говорите очень снисходительно, но, кажется, забыли, что я и сам учитель.

– Я думал, ты сюда приехал как сочинитель песен. Но, вижу, ты даже гитару с собой не прихватил. Ах вот, значит, что – еще и учитель. Ладно, поверю на слово. Но сегодня-то ты на моем занятии присутствовал, так что оказался в роли студента.

Тут встряла Лидия:

– Вот что я скажу: все это так классно! Мне давно самой хочется походить на лекции в каком-нибудь университетском городке. Может, начать с вашего?

Серджиус с явным облегчением отнесся к перемене темы.

– А мы тут с Лидией думали – может, вы знаете? Кто-нибудь из ваших студентов причастен к “Оккупай”? Она говорила, в лагере их особенно не видели.

Цицерон пропустил вопрос мимо ушей. Насколько ему было известно, его студенты относились к этому движению с таким же агностическим равнодушием, с каким отнеслись бы к какой-нибудь социальной сети, откуда еще ни один ровесник не прислал им приглашения.

– Лидия, а что вообще тебя привело сюда, в Камбоу?

– В Новой Англии уже двенадцать лагерей “Оккупай”, и они только крепнут. Мне как-то раз приснилось, что мы с моим “Гибсоном” должны непременно побывать в них во всех, так что я осуществляю свой сон. Во всяком случае, по нескольку дней провожу в каждом лагере. Это, конечно, сумасшедшая идея, но это такой невероятный опыт, что я бы ни за что на свете от него не отказалась. Все в точности так, как ты сказал, Цицерон: происходит телесная передача информации – от одного человека к другому. И как раз сегодня мне нужно в Портленд – вот еще одна причина, почему Серджиус появился как раз вовремя.

– Ты отвезешь ее в Портленд?

Серджиус без видимых усилий проигнорировал презрительный тон Цицерона.

– Ну да. Кстати, нам уже пора, Лидия. Нам же еще вещи твои забрать нужно.

– Да я готова – скажи, и пойдем, – отозвалась Лидия, отправляя в рот крошки от торта. – У меня из вещей – только топор и спальник.

– Я уже освободил вашу гостевую спальню, Цицерон. Дом я оставил незапертым – надеюсь, это не страшно.

– Да тут весь штат Мэн оставляют незапертым.

– Отлично. Ну что ж, спасибо вам. Увидимся когда-нибудь.

Серджиус протянул Цицерону руку – одна безжизненная ладонь едва коснулась другой такой же. Значит, Серджиус разочаровался в нем: их эмоции наконец сравнялись и стали взаимными. Можно мысленно поставить мелом еще одну галочку в списке аффектов.

Хотя не было еще одиннадцати часов утра, Цицерона подстерегало очередное за сегодняшний день унижение. Рядом с ними вдруг оказался непрошеный, но вдруг как будто из-под земли выросший очевидец – Вивьен Митчелл-Роуз, заместитель декана по студенческим делам, собрат Цицерона по цвету кожи в этой белой пустыне Камбоу. А еще нередко бывало, что они с Цицероном вдвоем всласть ворчали друг другу в жилетку, причем настолько воинственно, что белые, наверное, внутренне трепетали, видя, как две их крупные темные головы заговорщически сблизились над ресторанным столиком или где-нибудь в кабинете, за приоткрытой дверью. Вивьен, можно сказать, был его товарищем по академическому Содружеству стражей – а может быть, они больше смахивали на Бродячих ребят или Солдат-бизонов, поскольку в академическом мирке чернокожие не устраивали себе никаких торжественных балов или пикников в честь Четвертого июля, а в целом держались особняком и в тени. Заместитель декана уже двинулся было вперед, чтобы поздороваться с Цицероном, а потом, уловив какой-то сомнительный душок, исходивший от их углового столика, остановился. Но “Лирическая баллада” была слишком уж маленьким заведением, чтобы незаметно дать здесь задний ход. Впрочем, то же самое можно было сказать и об окрестностях кампуса в радиусе мили. Поэтому Вивьен просто замер на месте посреди зала, не приближаясь, чтобы дать Цицерону возможность распрощаться с сотрапезниками.