Метаморфозы. Новая история философии - Алексей Анатольевич Тарасов

образом развивая способности и даже, в конечном счёте, создавая «новые органы». Таким образом, там, где та или иная теория наследственности говорила о неизменности биологических исходов, Кабанис подчёркивал способность благоразумного врача заботиться о счастье и совершенстве человеческой расы.

Мы видим, что «Идеология» принадлежала к гораздо более широкой традиции антропологической и физиологической медицины, которая сохранялась на протяжении всего начала XIX века, даже несмотря на то, что со временем она стала семантически раздробленной и видоизменилась[162].

Таким образом, Ж.-Б. Ламарк работал в рамках господствующей науки своего времени. Он, безусловно, интересовался социальными и политическими аспектами развития человечества, поскольку считал, что может обосновать их положительными фактами естественной истории. Он полагал, что счастье и благополучие человечества были бы в наибольшей степени улучшены, если бы все обладали примерно равным интеллектом, и рассматривал этот вопрос как прямое следствие тенденции гражданского общества к разделению труда. Однако он не строил из себя законодателя, подобно Кондорсе, или врача-реформатора, подобно Кабанису. Скорее, он был более или менее согласен с основными принципами умеренного, ориентированного на реформы либерализма, но, как философ-натуралист, считал, что политика должна основываться скорее на «натурализме», чем на последовательной политической программе. Для Ламарка нынешнее состояние человеческого общества являлось частью естественной истории человеческого вида, что делало «социальные комментарии» важной и легитимной частью работы натуралиста. Более того, социальные изменения и реформы рассматривались им как часть будущего развития вида, дающую людям подлинную способность направлять свою собственную эволюцию. Этот аспект мысли Ламарка опирался не только на естественно-исторические дебаты о трансформации видов, но и на медицину, физиологию и эмпирическую эпистемологию.

Биология – это сфера знаний об организмах, растениях, животных, вирусах и, далеко не в последнюю очередь, людях. Таким образом, идея Прогресса имеет отношение к биологии, но только отчасти. Прогресс не тождествен эволюции. В лучшем случае они связаны между собой как аналогии или метафоры друг друга. Но следует подчеркнуть, что это очень важная аналогия, без которой нельзя понять развитие как теории эволюции, биологии вообще, с одной стороны, и идеи Прогресса, социальных наук, с другой. Те, кто говорит о прогрессе, абстрагируют, не обязательно сознательно, некоторые характерные черты из этой составляющей философии человеческой жизни и применяют их к миру организмов. Поэтому, мир организмов в некотором смысле рассматривается так, как если бы это был мир интеллектуальных, моральных, социальных существ. И наоборот, мир организмов, вероятно по большей части неосознанно, используется в качестве поддержки доктрины Прогресса. Культурные взгляды людей влияют на их научные взгляды и наоборот. Этим объясняется то, что наблюдавшийся в течение почти двух тысяч лет в области «естественной истории» и органического происхождения жизни застой, обусловленный «блокировкой» со стороны греческой мысли о циклическом развитии и христианской теологией, в один и тот же момент и в том же месте, был разблокирован разговорами как о неизбежности поступательных социальных изменений, так и о достоинствах и неизбежности восходящих органических изменений.

Вот почему нам должна быть интересна политическая позиция, например, того же Ж.-Б. Ламарка, а не только Кондорсе, который был «профессиональным» политиком. А в политическом плане Ламарк одобрял умеренные перемены и реформы и с оптимизмом смотрел на возможность прогресса в улучшении социальных и политических условий. Он считал, что люди поддаются улучшению, особенно за счёт наследования приобретённых черт. В конечном счёте, именно эта способность к позитивным изменениям ведёт к социальным улучшениям в смысле гармонии и равновесия – как между людьми, так и между обществом и природой, и интеллект, по-видимому, является здесь ключевым фактором. Более того, Ламарк прямо предположил, что нам нужно несколько королей-философов, управляющих государством, прямо как у Платона, а также учёные и наука, которые также играли бы в этом важную роль.

То, что Ламарк был привержен Прогрессу, разумеется, не было им взято из воздуха. Мы уже упоминали, что он отождествлял себя с «идеологами», их предшественниками и друзьями, всеми теми, кто поддерживал и проповедовал Прогресс, в частности с Кондильяком (1714–1780), Гельвецием (1715–1771) и Кондорсе (1743–1794). В частности, убеждения Ламарка о генезисе языка указывают на его прочную связь с этой группой, учитывая то, как «идеологи» подчёркивали значение речи в развитии разума. Более того, мы знаем, что сам Ламарк рассматривал свою работу в области биологии как направляемую и в то же время подкрепляющую идею Прогресса. Значительная часть его magnum opus – «Философия зоологии» (1809) – посвящён «физическим причинам чувствительности», то есть развитию нервной системы в целом, мозга и мышления в частности. Совершенно недвусмысленно Ламарк говорит нам здесь, что он видит нечеловеческий мир через призму человеческого мира, и наоборот, он считает нечеловеческий мир ключом к пониманию людьми самих себя. Изменения в человеческом мире перекликаются с изменениями в нечеловеческом, и наоборот! В частности, следуя Кабанису (кстати, тоже «идеологу»), Ламарк определял роль физических и моральных качеств отдельных человеческих существ в организации их социального мира и утверждал, что использование этой перспективы для наблюдения за естественным миром многое говорит нам о нас самих. Кабанис – автор, который наиболее часто упоминается в «Философии зоологии»; человек, который верил не только в «спонтанное» зарождение жизни, но и в ограниченную форму эволюции; энергичный и последовательный приверженец философии Прогресса, ведь это именно он приютил Кондорсе во время Террора.

Рождение «социальной науки»

Эту «междисциплинарность» и взаимообмен между различными областями знания можно проследить и у самого Кондорсе, который оказал огромное влияние на Ламарка. Необходимость и возможность применения в общественных делах методов и приёмов «физических» наук широко обсуждалась среди французских учёных и академиков 1780-х годов. Но никто не был в этом вопросе настолько активен и деятелен как маркиз де Кондорсе. Будучи одновременно математиком и историком наук, экономистом и социальным реформатором, Кондорсе был бессменным секретарём Академии наук в один из самых плодотворных этапов её существования, когда Академия проявила интерес к применению наук к различным человеческим делам и улучшению качества их жизни. В 1782 году Кондорсе представил Академии свою доктрину научного прогресса. Он привлёк внимание «академиков» не к самим естественным наукам, но тем, которые считал главным достижением своего времени, то есть социально-гуманитарным наукам, а также выделил существенную связь между научным прогрессом, с одной стороны, и моральным и социальным прогрессом, с другой. Кондорсе был абсолютно уверен, что «науки моральные и политические» будут развиваться не менее уверенно, чем физические науки, но считал, что этот прогресс гарантирован только в том случае, если науки о морали примут методы физических наук.

В 1789 году развитие и применение такой науки стало вопросом практической политики. Осенью того