Тряпичная кукла - Дэниел Коул

– Не выйдет, – пренебрежительно бросил он.

– И кто же мне помешает? Уж не вы ли? Вон отсюда!

– Я согласен с Волком, коммандер, – выступил в защиту обидчика Эдмундс, – вы не можете его отстранить, без него мы не обойдемся.

– Внутренних конфликтов в отделе я не допущу, – сказала она Волку, – уходите, вам здесь больше делать нечего.

На мгновение все напряженно застыли и затаили дыхание, ожидая реакции Волка. Но тот, ко всеобщему разочарованию, лишь горько усмехнулся, вырвал руку из клещей Симмонса, похлопал Эдмундса по плечу и ушел.

На планерке, назначенной на десять утра и посвященной ходу расследования, кроме Симмонса и Ваниты никого не было. На доске, гордо возвышавшейся посреди совещательной комнаты, сложились в пазл двенадцать имен. К сожалению, идентификация последней жертвы, Роналда Эверетта, не стала тем откровением, на которое так надеялся Симмонс. Им по-прежнему не хватало какой-то детали.

– Стало быть, кроме нас больше никого, – улыбнулся Симмонс.

– А где детектив-сержант Шоу? – спросила она.

– Понятия не имею. Он не отвечает на мои звонки. Эдмундса увезла «скорая», наложить несколько швов, а Коукса вы от дела отстранили.

– Так уж вышло. Судя по тону, вы, Терренс, считаете, что я поступила плохо.

– Не то чтобы плохо, – ответил Симмонс, – просто… смело.

– От него одни проблемы. С учетом обстоятельств, винить его нельзя, но мы подошли к этапу, когда он не столько приносит пользу, сколько вредит.

– Положа руку на сердце, я с вами согласен, но проводить расследование в одиночку не в моих силах, – сказал он. – Верните хотя бы Бакстер.

– Не могу. После ее провала с Гэрландом это невозможно. Я дам вам в подмогу кого-то другого.

– У нас нет на это времени. Через два дня должна умереть Эшли Локлен, еще через два Коукс. А Бакстер в курсе этого дела и если вы не дадите ей им заниматься, это уже действительно будет плохо.

Ванита покачала головой и что-то прошептала.

– Ну хорошо, под вашу ответственность. Но я все равно остаюсь при своем мнении. Мои возражения будут соответствующим образом задокументированы.

– «Красавица-Присяжная в Крови», – сказала Саманта Бойд, вглядываясь в печально известный снимок, на котором она стояла у суда Олд Бейли. – Пресса окрестила меня так. Для визитной карточки такая физиономия вряд ли подойдет.

Финли с трудом узнавал в своей собеседнице, сидевшей за столом напротив него, женщину с фотографии. Да, Саманта по-прежнему была привлекательна, но из длинноволосой платиновой блондинки превратилась в стриженную под мальчика шатенку. Лицо покрывал густой слой макияжа, на фоне которого терялись небесно-голубые глаза, пронзительные даже на черно-белом снимке, а исключительно дорогая одежда хоть и выставляла ее в выгодном свете, но в глаза не бросалась.

Госпожа Бойд, третья по счету знаменитость самого знаменитого за всю историю процесса, согласилась встретиться с ним в одном из модных кенсингтонских кафе. Приехав на место, Финли поначалу решил, что оно закрыто на ремонт, но ни клиенты заведения, щеголявшие сумками из дорогущих бутиков, ни татуированный персонал ничуть не волновались по поводу вызывающе торчащих труб, свисавших с потолка на скрученных проводах электрических лампочек и неоштукатуренных стен.

Финли отправился сюда отнюдь не потому, что поссорился с Волком, они с Самантой договорились встретиться еще накануне вечером. Отслеживание движения средств на банковских счетах, анализ крови, отпечатки пальцев – все это, конечно, было хорошо, но старый детектив свято верил, что лучший способ сбора доказательств заключается в том, чтобы задавать правильные вопросы тем, кто может на них ответить. Многие коллеги считали его пережитком прошлого, чем-то вроде динозавра. Он и сам признавал, что застрял во вчерашнем дне, но поскольку до пенсии ему оставалось только два года, что-либо менять не желал.

– Я приложила очень много усилий, чтобы от всего этого отмежеваться, – сказала ему Саманта.

– Не стоит видеть все только в черном свете. Тем более, что для бизнеса это очень даже неплохо.

Он сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся. Вкус у него был такой, будто его готовил Волк.

– Отнюдь. Мы не смогли справиться с объемом заказов, особенно на вот такие белые платья, и люди в конечном итоге ушли от нас к конкурентам.

– Вот как? – спросил Финли.

Она подумала и ответила, взвешивая каждое слово:

– В тот день я не позировала для фотографов, я просто нуждалась в помощи. Мне никогда не хотелось прославиться, особенно в качестве участницы столь жуткой истории. Но вдруг я стала «Красавицей-Присяжной в Крови» и окружающие перестали видеть во мне что-либо другое.

– Я понимаю.

– При всем моем уважении смею заверить, что ничего вы не понимаете. Говоря начистоту, мне стыдно за ту роль, которую я тогда сыграла. Но на нас так повлияла бестактность детектива Коукса и обвинения против полиции, что мы так и не смогли принять объективного, беспристрастного решения. По крайней мере большинство. Десять из двенадцати совершили непоправимую ошибку, о последствиях которой я не забыла и по сей день.

В ее голосе не было даже намека на жалость к себе, лишь осознание меры своей ответственности. Финли взял фотографию Роналда Эверетта и положил ее на стол.

– Вы узнаете этого человека?

– Еще бы! Рядом с этим жутким старым извращенцем я просидела сорок шесть дней. И не могу сказать, что это было приятно.

– Как по-вашему, кто-нибудь мог желать господину Эверетту зла?

– Сразу видно, что вы с этим типом никогда не встречались. Давайте попробую угадать: он решил приударить за женой человека, от которого нужно держаться подальше? Нет? Что же тогда? С ним что-то случилось?

– Это закрытая информация.

– Я никому не скажу.

– У меня нет права сообщать вам эти сведения, – сказал Финли, чтобы закрыть тему.

Перед тем, как задать следующий вопрос, он надолго задумался.

– Как по-вашему, господин Эверетт чем-то выделялся на фоне других присяжных?

– Выделялся? – с озадаченным видом переспросила она, и Финли подумал, что встретился с ней зря. – Может только… но это так и не было доказано.

– Что вы имеете в виду?

– Как-то раз к нам подошли несколько журналистов и предложили за мизерную плату поделиться подробностями процесса. Интересовались, что мы обсуждаем за закрытыми дверьми, кто как собирается голосовать и тому подобное.

– Вы думаете, Эверетт купился на это предложение?

– Я не думаю, я уверена. Газетчики опубликовали сведения, которые можно было получить только от кого-то из жюри. А на следующее утро несчастный Стэнли, с самого начала добивавшийся обвинительного приговора, проснулся и увидел на первых полосах свою физиономию вкупе с обвинениями в радикальных антимусульманских взглядах, родственных связях с нацистскими учеными и прочей ерунде.