Далекие берега. Навстречу судьбе - Ромэн Сарду

— Мне не хватало двадцати фунтов.

— Да что ты говоришь! И зачем они тебе понадобились?

— Идем со мной. Сейчас ты все поймешь.

Филипп повел Ребекку в «Рейнбоу Кофе Хаус», расположенный в тюремных границах.

Филипп подошел к столу, за которым двое мужчин играли в кости.

— Доктор Гейман?

Гейман велел ему помолчать, пристально наблюдая за броском своего противника:

— Потом!

Кость покатилась по столу.

Гейман схватился за голову двумя руками, ругаясь и чертыхаясь. В очередной раз удача отвернулась от него. Ему пришлось расстаться еще с одним фунтом. Его кошелек почти опустел. Филипп положил на стол свое богатство.

Гейман с удивлением посмотрел на подростка:

— Чего ты хочешь?

Взволнованный Филипп набрал в легкие воздух и выдохнул:

— Обвенчайте нас!

От неожиданности Ребекка застыла на месте. Гейман улыбнулся. Филипп взял свою подругу за руку.

— До сегодняшнего дня ты подчинялась своему отцу. Если ты примешь мое предложение, он не сможет разлучить нас.

Ответ молодой женщины на предложение о замужестве прозвучал не сразу. Стоявшие вокруг них игроки молчали. Тогда Ребекка одарила всех очаровательной улыбкой и больно хлопнула Филиппа по плечу.

— Я принимаю твое предложение, поскольку мне вряд ли еще когда-нибудь представится подобная возможность. Ты мог бы избавить меня от переживаний, дурак, если бы обо всем рассказал раньше! Ведь я думала, что мы больше никогда не увидимся!

— А вот это другое дело! — обрадовался Гейман, вставая. — Я думал, что ты пришел, чтобы занять мое место за игровым столом, малыш. Но если дело обстоит иначе, я ваш слуга, я ваш покорный слуга, особенно когда на кону стоят двадцать фунтов!

Джон Гейман был пастором. Он расстегнул воротничок рубашки, чтобы ему дышалось свободнее. Вот уже более двадцати лет этот должник, знаменитый заключенный тюремных границ, совершал брачные обряды.

Благодаря старинной традиции жульничать с законом пасторы, не способные платить за комнаты в тавернах, легко соглашались венчать заключенных Флит, что было для них единственным способом заработать немного денег. Незаконные по сути, эти браки признавались действительными, так как были освящены настоящим священнослужителем. Поскольку в такой ситуации не было необходимости публично объявлять о предстоящем бракосочетании, во Флит со всей страны стекались желающие вступить в брак: близкие родственники, влюбленные сердца, нарушавшие родительский запрет, мужчины, готовые стать двоеженцами ради нового приданого, влюбленные, исповедовавшие разные религии…

В некоторые годы во Флит, случалось, регистрировали более двух тысяч браков.

— Свидетели! — воскликнул Джон Гейман. — Скорее!

К нему подошли два игрока в карты, один из которых был совершенно пьян.

Пастор вытащил из кармана тетрадку, в которой делал записи о заключаемых браках. Потом он с предельной точностью переносил эти записи в большую книгу, которая вызывала доверие у судебных властей страны.

— Ваши имена?

К удивлению Ребекки Филипп попросил, чтобы их записали под фамилией Муир.

— Филипп и Ребекка Муир, — заключил Джон Гейман.

Пастор не задал ни одного вопроса. Филипп знал, что двадцать фунтов улаживали все проблемы.

«Благословение» длилось минут десять. Гейману нравилось читать проповедь святого Павла целиком.

— Жребий брошен, — торжественно произнес пастор. — Желаю вам стать добропорядочной семьей во Христе. Да хранит вас Господь!

Произнеся все необходимые формулировки на одном дыхании, Гейман повернулся к игровому столу и предпринял попытку приумножить двадцать фунтов, заплаченные ему Филиппом.

Новобрачные уносили с собой свидетельство о браке, написанное на помятом листке, выпрошенном в «Рейнбоу Кофе Хаус».

Конрад Стэндиш был единственным, кто до посинения кричал от ярости, узнав эту новость. Его жена Эдит от души радовалась за молодых людей.

Вечером в каморке «Красного мундира» Филипп поведал своей жене, что он незаконный сын Августуса Муира. Он также рассказал ей о том унижении, которое испытал перед воротами дворца на Родерик-Парк, когда Клеменс Муир забросал его камнями, после того как пригрозил утопить в Темзе.

— Что ты собираешься делать?

— Ненависть заведет меня в тупик. Я ничего не забыл, но надо действовать иначе. С одной стороны, Муиры могущественны, в отличие от меня, с другой стороны, я ничего не жду от них.

— Тогда почему ты взял их фамилию?

— По крайней мере я знаю, кто такой Августус Муир! Глэсби для меня чужой человек. Моя мать однажды призналась, что это не ее фамилия. С сегодняшнего дня я Муир. Когда-нибудь по воле Божьей им придется это признать.

Разговор зашел об их будущем.

— Я никогда не забывал, что ты мечтала отправиться в Италию или Грецию, — сказал Филипп. — Я буду работать, чтобы скопить необходимую сумму. И тогда прощай, Англия! Обещаю тебе!

Кен Гудрич посоветовал Филиппу найти занятие, приносящее стабильный доход.

Но в это время Лондон переживал период повальной безработицы. Ожидаемый со дня на день приток тысяч освобожденных несостоятельных должников, большинство из которых наверняка устремится в столицу, повысил спрос на рабочие места во всех отраслях производства. Стремительно росла неуверенность в завтрашнем дне. Улицы заполонили бродяги, нищие, целые семьи, которые подвергались медленной пытке нищетой. Резко увеличилось количество случаев воровства и других преступлений.

Поговаривали, что король Георг II, осознав, насколько враждебно настроены по отношению к нему дворянство и буржуазия, все больше жалел о том, что подписал декрет, подготовленный Оглеторпом и Персивалем.

Оглеторп понял, что крайне необходимо разработать план помощи освобожденным несостоятельным должникам.

Требовалось построить для них жилье, создать новые рабочие места, начать распределять еду среди самых бедных.

— Это безумная, невыполнимая задача, — сказал себе молодой парламентарий. — Где можно найти работу для десяти тысяч человек?

Решение Оглеторпу подсказал мужчина по имени Томас Ломб.

У Ломба заканчивался английский патент на крутильную машину, и он пришел к Оглеторпу, чтобы тот защитил его интересы в парламенте и помог продлить срок действия патента.

Несколько лет назад кузен Ломба уехал в Италию, чтобы тайком скопировать чертежи новых крутильных машин, обеспечивавших итальянцам господство на европейском рынке шелка. Он вернулся в Лондон и получил патент на изготовление первой машины.

— Крутильные машины сейчас работают даже в Дерби, — сказал Томас Ломб Оглеторпу. — Однако возникает необходимость в качественном шелке-сырце. Но все попытки выращивать на английской земле основной продукт питания шелкопряда — белую шелковицу — оказались неудачными. Однако вскоре все может измениться!