Убийственный Париж - Михаил Трофименков

Личность убитого не оставляла сомнений в личности 328 убийц. Дмитрий Сергеевич Навашин родился в 1889 году в Киеве, в семье директора Ботанического сада, будущего советского академика. Ближайшим другом его детства был знаменитый краевед Николай Анциферов. В 1909 году Валерий Брюсов оценил и опубликовал в журнале «Северные цветы» символистские стихи Навашина, Андрей Белый разглядел в них лишь «юную свежесть», а Николай Гумилев счел чепухой. Навашин еще до Первой мировой разбогател. В 1917 году он работал в Копенгагене вице-председателем Российского Красного Креста по делам военнопленных. В Париже Навашин с 1921 года возглавлял советские банки, много писал на экономические темы — включая фундаментальный труд «Кризис и экономическая Европа» (1932). Используя личные связи — а дружил он со всеми: от премьеров до вождя «Огненных крестов», монархиста-полковника де Ля Рокка — ускорил признание Францией СССР. Его влиятельность во многом объяснялась масонской тридцать третьей степенью. 14 января 1922 года Навашин был среди тех, кто возродил запрещенную еще Александром I «Достопочтенную ложу Астрея» под юрисдикцией Великой ложи Франции.

Он жил на широкую ногу: платил за особняк двадцать тысяч в год, держал двух секретарей, двух служанок, баловал жену Марию Щербатову — если верить газетам, генеральскую дочь, и одиннадцатилетнюю дочь Елену. В день убийства он собирался отобедать с министром экономики Спинассом, а вечером — прочитать первую из цикла лекций «Германия и Россия».

С 1930 года, покинув пост директора Североевропейского банка, он, если и не уверял некоторых друзей, что стал невозвращенцем, то слухам об этом не препятствовал. Другим друзьям он повторял, что его слово для Кремля — закон. Когда его убили, в догадках никто не терялся: кровавая рука НКВД. 23 января в Москве открылся процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра»: среди подсудимых — знакомцы Навашина: ведущие хозяйственники Георгий Пятаков и Григорий Сокольников. А близкого его друга Семена Членова, юрисконсульта советского посольства, Сталин намеревался вывести на процесс, но передумал. «Тайм» уверял: «Способнейший банкир, экономист и финансист, когда-либо порожденный коммунизмом» готовил лекцию «Правда о московских процессах», а его «мадам встала в ряд русских вдов, которые говорят, что их мужья уничтожены секретной службой ОГПУ»: «Мой муж не был убит. Он был казнен».

Троцкий, едва узнав об убийстве, заявил из Мексики, что Навашин «слишком много знал о процессах». Позже Нина Берберова напишет, что он хранил «международные фонды троцкистов». Папу-Троцкого в тот же день опроверг на допросе Лев Седов, его сын, руководивший троцкистским Интернационалом из Парижа и действительно находившийся под прицелом НКВД: с Навашиным знаком не был, политической подоплеки в убийстве не видит. Его слова радостно и даже уважительно процитировала «Юманите».

Наступление — лучшая оборона. Опережая обвинения в адрес Москвы, орган компартии заявил: Навашин — жертва гестапо. Но, перечисляя его достоинства, «Юманите» явно перестаралась. Он, хоть и расстался с СССР, но по-доброму; вел антифашистскую пропаганду; боролся с белоэмигрантами; активно работал в Комитете защиты прав израэлитов Центральной и Восточной Европы, да и сам был (это вряд ли) евреем. И даже — до кучи — расследовал убийство в октябре 1934 года Александра Югославского и министра иностранных дел, своего друга Луи Барту.

Борис Бажанов, беглый секретарь Сталина, торговец тайнами кремлевского двора, предложил версию в духе кино о пиратах. Навашин верховодил «бандой дельцов», поставлявшей оружие испанским республиканцам. Деньги они присваивали, а на суда грузили просроченные 330 консервы и прочую дрянь. По их наводке «белые» — франкисты — топили корабли, Навашин разводил руками и получал из Мадрида новый транш. Одна из обреченных посудин, сбившись с курса, миновала ловушку и дошла до порта, испанцы вскрыли ящики с «патронами» и приговорили Навашина.

Белоэмигрантский «Меч» обладал сокровенной информацией. Навашин — агент ОГПУ (и лично легендарного Артура Артузова) и Сикрет интеллидженс сервис — под номером 178, внедривший к масонам агентов ГПУ с опереточными именами Окурко и Богун.

У Дмитрия Сергеевича глаза бы из орбит выскочили, прочти он все это.

* * *

Между тем раздался тихий голос вдовы, усомнившейся в московском следе: «Стилет — чисто европейское орудие убийства». Она оказалась права: это было чисто европейское убийство, хотя использовался не стилет, а укороченный штык с самодельной рукояткой.

Убийца, которого друзья без затей звали Убийцей, питал слабость к штыкам. 13 февраля 1936 года он в самом центре Парижа, на Университетской улице, рядом с палатой депутатов, уже бросался со штыком на лидера социалистов Леона Блюма. Будущий премьер пытался проехать на автомобиле через запрудившую улицу процессию: монархисты хоронили историка Жака Бэнвиля. Раненного в шею Блюма спасли от линчевания рабочие со стройки неподалеку.

В конце 1944 года Луи Фердинанд Селин встретил Убийцу в Зигмарингене, где бежавшие из Франции коллаборационисты играли в «правительство в изгнании». В мемуарах «Из замка в замок» он поименовал его Ретифом, или Оглоблей. «Ретиф и его люди — особый случай, их собрали на какой-то ферме… как „коммандос“… к ним никого не допускают… они замкнуты в своем кругу… говорят, что в час Зед они приступят к „казням“… как только мы вернемся во Францию…..чистки»!., сведение всех счетов!..

«Триумфальные зачистки» кантон за кантоном! от всех продавшихся Англии, Америке, России!., представляете себе эти списки!., «врагов Европы»!., кушать подано! Отруби в корзине! сто пятьдесят тысяч предателей, вот сколько они насчитали! с ними разберутся за три месяца!.. Ретиф доказал, на что способен! это главное! он мог бы преподавать… очень «специальные» науки… он был «штурмовиком» нескольких партий… и нескольких полиций… на его счет записали Навашина в Булонском лесу… братьев Розелли в метро… и скольких еще!., был у него любимый прием… его, и только его!., индивидуальный подход!., сонные артерии!., ловкость рук!., подтолкнуть «клиента», чтоб он потерял равновесие! оп-ля! сзади! пикнуть не успеешь!., бритвой! вжик! две сонные артерии!., два фонтанчика крови! дело сделано!., но какое молниеносное движение! одноединственное! безупречное! вот этому он всех и учил! вжик!.. две сонные артерии![20]

В 1945-м они столкнутся на берлинском вокзале. «Доктор, быстрее… вы должны были догадаться… весь этот вокзал просто ловушка… всех этих людей из поездов ликвидируют… они лишние… вы тоже лишний… и я тоже…»[21]

Ретиф, он же Оглобля, знал толк в ловушках и ликвидациях.

Он действительно убил Карло и Нело Роселли, но не в метро. Итальянских антифашистов, интеллектуалов и евреев, застрелили и искромсали ножами в нормандском лесу 9 июня 1937 года. В метро он убивал двадцатидевятилетнюю итальянку Летицию Туро.

Селин не преувеличивал: «Убийца» был артистом, факиром, магом ножа. Убийство Туро напомнило романы о «тайнах запертых комнат» и Фантомасе. 16 мая 1937 года пассажиры, зайдя в вагон первого класса на станции «Порт Доре», увидели агонизирующую рыжую девушку в зеленом платье, из затылка которой торчал кинжал. На предыдущей станции, где она садилась, убийца нанес удар в ту секунду, когда жертва уже вошла, а двери еще не закрылись. Вжик!..