Паноптикум - Элис Хоффман

Я заказал по второй. Презрение к отцу исчезло, и злость, накопившаяся во мне, обратилась против меня самого. Перепуганный мальчишка в лесу, боявшийся сов, которые якобы могут его унести, и призраков, якобы водившихся в траве. Это я был трусом, плакавшим в лесу. Это я не мог избавиться от скорби по матери.

Я не мог вынести самого себя и сменил имя, чтобы стать новеньким и чистеньким. Я обвинял отца в собственных слабостях и недостатках.

– Теперь, когда ты знаешь, что такое любовь, ты, может быть, поймешь, почему отец рисковал всем ради тебя, – сказал Хочман и засмеялся, увидев, что я в изумлении воззрился на него. – Чтобы догадаться, что ты влюбился, не надо обладать особыми способностями. Уж распознавать страсть я за все эти годы научился.

– К сожалению, она не любит меня. – В кармане у меня лежало ее письмо, которое я перечитывал снова и снова, растравляя нанесенную мне рану. – Она прогнала меня.

– Не убегай слишком далеко, она может изменить свое решение, – сказал Ясновидящий. Он провозгласил тост за меня и пожелал мне удачи. – Любовь такая штука, найти которую непросто. Испытать такое большое чувство – это достижение, Эдди, – и неважно, взаимно оно или нет. Некоторые никогда этого не испытывают. Но меня не удивляет, что ты нашел любовь. Она всегда была в тебе, просто ты об этом не знал. Как ты думаешь, почему я взял тебя на работу? Я видел твою сущность.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ я пошел искать отца. Я должен был покаяться перед ним. Если честно, то я должен был ему гораздо больше. Я взял с собой Митса и Норда, поскольку им нужно было прогуляться. Они вели себя тихо, чувствуя мое настроение. Но, поднявшись по ступеням отцовского дома, я не мог заставить себя постучать в дверь. Я стоял в коридоре, где бывал тысячу раз, но теперь я был другим человеком. Коридор казался мне короче и уже, чем раньше. Из-за дверей других квартир доносился запах жареного лука и цыпленка, освещение было слабым и окрашивало тени в синий цвет. Я представил себе, как отец по другую сторону двери читает молитвы, перед ним раскрытый молитвенник и фотография матери, прислоненная к пустой супнице. Я искал то, чего мне не хватало, в Мозесе Леви, в отшельнике, в Хочмане, в Вайсе, а оно было здесь, в конце коридора.

Но я не мог постучать в дверь, я просто не представлял себе, как попросить у него прощения. Я был неспособен произнести ни слова. Что, если слова могут сжечь тебя, разорвать на куски? Я стоял, прислонясь к стене, неровно покрашенной дешевой зеленой краской. Митс и Норд нетерпеливо махали хвостами. Интересно, подумал я, зачем я взял их с собой? Для защиты? Просто для компании? А может быть, по какой-то другой причине? В тот день, когда я спас Митса, мне встретилась на пристани старая женщина, которая сказала, что довольно легко оценить человека по тому, как он обращается со своими собаками. Возможно, я хотел, чтобы отец увидел, что я не совсем уж пропащий неблагодарный человек, который может уйти, не оглянувшись, осудить своего отца и не попытаться спасти его, когда он тонет. Я все-таки не был набит соломой, я состоял из костей и прочей плоти, у меня было сердце.

В конце концов я поступил так, как умел. У меня были с собой все деньги, имевшиеся на тот момент. Я положил их в конверт и сунул под дверь. Мне показалось, что за дверью мелькнула тень и что я почувствовал его присутствие рядом. Склонив голову, я прочитал вечернюю молитву. Я был благодарен своим учителям, хотя и считал теперь себя довольно слабым учеником, медленно усваивающим уроки. И я понял, что дал мне мистер Вайс в благодарность за то, что я нашел его дочь. Подобно ангелам, которые, как утверждают, сопровождают человека на его жизненном пути, он подарил мне знание истины: как бы я себя ни называл, я оставался сыном своего отца.

Затем я направился к особняку на Шестьдесят второй улице. В этот день весь Нью-Йорк лихорадило: президент Тафт председательствовал на церемонии открытия нового здания Нью-Йоркской публичной библиотеки на Пятой авеню. Оно обошлось более чем в девять миллионов долларов, библиотека содержала более миллиона томов. Главную лестницу охраняли два огромных льва, вылепленных Эдвардом Кларком Поттером[28]. Львов прозвали Лео Астор и Лео Леннокс в честь основателей библиотеки Джона Джейкоба Астора и Джеймса Леннокса[29]. Толпы свидетелей мне были ни к чему, и я до вечера просидел в баре, согреваясь джином. Когда стемнело, я отправился к дому Блока. Я опять оказался на этом месте, как тень собственного прошлого. В окне спальни Джулиет света не было. Мне хотелось поблагодарить ее за помощь. Кроме того, она была очень умной девушкой, и я надеялся, что она поможет мне понять, почему единственная женщина, которая мне нужна, сбежала от меня. Джулиет боролась за права женщин. Я тоже считал, что каждая женщина имеет право сама выбирать свой путь, но не сознавал, насколько женщины лишены свободы. Наверное, я еще очень многого не понимал.

К подъезду подъехала карета. Я знал, что кучера зовут Маркус. Я подошел к карете ленивой походкой и погладил коня.

– Не трогай, – сказал Маркус. – Он стоит больше тебя.

Этот чудо-конь андалусской породы, привезенный из Испании, был одной из лучших упряжных лошадей в Нью-Йорке. И еще он был таким нервным, сказал Маркус, что по воскресеньям его приходилось гонять галопом по аллее для верховой езды в Центральном парке, чтобы он выпустил пар и впоследствии не пугался и не стремился унестись куда-нибудь вместе с каретой.

– А мисс Блок дома? – спросил я.

Маркус сначала вообще ничего не ответил, но я не отставал, и, чтобы отделаться от меня, он сказал:

– Нам запрещено говорить о ней.

– И кто же отдал такое распоряжение?

– Мы должны вести себя так, будто она не член семьи, – ответил он, пожав плечами.

Это было очень любопытное признание, но вытянуть еще что-нибудь из кучера мне не удалось. Я решил подождать, пока выйдут горничные, надеясь, что с ними мне повезет больше. Побывав около этого дома не раз, я знал, что они выходят на прогулку каждый вечер, и, разумеется, сразу их узнал. Сара и Агнес появились вместе с пуделями Джулиет. Увидев меня, собаки стали рваться ко мне, прыгать и радостно визжать, словно встретили старого друга.

– Никогда не видела, чтобы Джаспер вел себя так дружелюбно, – сказала Агнес про более крупного пуделя. – Он вообще-то страшный задавака.

– Я друг мисс Блок, – сказал я, и это было не так уж далеко от истины. – Я пришел повидаться с ней, но ее, похоже, нет дома?

– Нам нужно выгуливать собак, – бросила Сара вместо ответа и направилась в сторону парка, потянув Агнес за собой.

Я последовал за ними. Упрямства с возрастом у меня не убавилось, и сдаваться я не собирался.