Лотос - Дженнифер Хартманн

угол. Я обхватываю руками колени, затем прячу лицо за ними.

«Мне страшно, сэр. Когда я смогу вернуться домой?»

Мужчина расхаживает взад-вперед по каменному полу.

Туда-сюда. Туда-сюда.

Он тянет себя за волосы, его кожа блестит от пота.

«Полный бардак. Полный чертов бардак… – бормочет он сам себе. – Что, черт возьми, я наделал?»

«Я хочу к своей маме. Я хочу к Сид», – умоляю я.

«Прекрати разговаривать. Я пытаюсь думать».

По моему лицу начинают течь слезы.

«Как вас зовут?»

Он останавливается, поворачивается ко мне и проводит грязной рукой по подбородку. Это высокий мужчина – великан, с большим лбом и черными как смоль волосами.

«Зови меня Брэдфорд».

– Где ты сейчас находишься, Оливер?

До меня доносится голос доктора.

– Я в подвале… в самую первую ночь. Брэдфорд выглядит испуганным. Мы оба напуганы.

– Он хочет причинить тебе боль?

– Нет.

Пауза.

– Посмотри на свою руку, Оливер.

«лотос»

Это что-то значит.

Я не могу забыть, я не могу забыть.

В моем кармане есть пенни, поэтому я вытаскиваю его после того, как Брэдфорд оставляет меня наедине со спальным мешком и черным ведром. Здесь, внизу, холодно. Я скучаю по солнечному свету.

Зажав пенни дрожащими пальцами, я начинаю вырезать буквы на каменной стене рядом со своим спальным местом. Я начинаю со своего имени.

Оливер Линч.

Я не могу забыть, я не могу забыть.

Требуется много времени, чтобы написать имя. Пенни врезается недостаточно глубоко.

Затем я пишу слово «лотос».

Что это значит?

Я произношу это слово вслух, шепчу его в одинокой камере, освещаемой только фонариком: «Лотос».

Это слово звучит странно на моем языке, незнакомо.

Я не знаю, что оно значит, но я думаю…

Я думаю, оно значит все.

Я крепко зажмуриваюсь, мой разум тянется к воспоминаниям. Только это воспоминание почему-то кажется иным – не утерянным, а скорее… несуществующим.

Обретя дар речи, я выдавливаю:

– Я не знаю, что для меня значило в то время это слово.

– Все нормально, Оливер, – мягко говорит доктор Мэллой. – Возможно, ваш похититель был замешан в чем-то очень серьезном, и это было какое-то кодовое слово. Что вы об этом думаете?

– Возможно.

– Он когда-нибудь упоминал что-нибудь в этом роде?

– Нет.

Ручка царапает по бумаге.

– Давайте на минутку выберемся из этого подвала, – говорит она. – Давайте вернемся немного назад.

Изображение оживает…

Моя мама.

«Вот так. Идеально».

Добрый голос мамы и ободряющие слова вызывают улыбку на моем лице. Мы сидим в саду, измазавшись в грязи, пока она учит меня сажать овощи.

«Мне придется есть помидоры, которые растут?» – обеспокоенно спрашиваю я.

Ее смех доносится до меня с летним ветерком.

«Нет. Но тебе придется съесть огурцы!»

Она щекочет меня, и я хихикаю.

«Гадость! Сид не любит огурцы, и я тоже».

«Что ж, может быть, вам обоим понравятся эти огурцы. В конце концов, они невероятно особенные».

«Почему, мама?»

«Потому что они посажены тобой, конечно».

Я смотрю на свою маму, запоминая ее волосы цвета карамели, всегда собранные в красивый пучок. Ее глаза похожи на мои, – теплые и нежные, как овсяное печенье. Моя мама такая красивая, и она очень сильно меня любит.

Я втыкаю миниатюрную лопатку в почву, наблюдая, как несколько муравьев танцуют на земле. Солнце опаляет своим жаром, а птицы щебечут на соседнем дереве. Я люблю работать в саду со своей мамой. Это одно из моих любимых занятий.

«Так нормально, мама?» – спрашиваю я, сгребая маленькие кучки из земли.

«Ты отлично справляешься, Оливер, – говорит она мне, затем любяще обнимает рукой за плечи. – Тебе только нужно копнуть немного глубже…»

Я открываю глаза.

– Что вы видели, Оливер?

Сажусь, сердце бешено колотится, я не могу сдержать улыбку, которая расцветает на моих губах, – совсем как драгоценный сад моей матери. Воспоминания о ней возвращаются, окутывая меня теплыми объятиями, знакомой улыбкой, уютом, которого, сам того не сознавая, мне очень долго не хватало. Слезы наворачиваются на глаза, ужасное чувство потери смешивается с приятными воспоминаниями.

Гоняться за бабочками, печь печенье, работать в саду, делать поделки с Сидни за кухонным столом, смотря «Винни Пуха» на том же диване в гостиной. Сказки на ночь, бои щекоткой, настольные игры, качели на детской площадке. Праздники и костры. Катание верхом на плечах и пение в унисон. Пузыри в ванне. Смех.

Любовь.

Моя мама. Моя прекрасная мама.

Боже мой, как она, должно быть, скучала по мне.

Она никогда не узнает, что со мной все в порядке.

Она никогда, никогда не узнает.

Слезы текут по моему лицу. Доктор Мэллой молча сидит в глубоком кресле напротив меня, скрестив колени, ее улыбка задумчивая и понимающая. Мне требуется несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями, сориентироваться и вернуться в настоящее. Испуская горестный вздох, я сглатываю, проводя ладонью по влажному лицу.

– Я помню ее, – тихо шепчу я.

Доктор Мэллой кивает, кладя блокнот рядом с собой на маленький столик.

– Вашу маму.

– Да. – Мое горло сжимается и саднит от сожалений. – Я… Я думаю, что надо закончить. Я имею в виду, эти сеансы.

Она снова кивает.

– Я не уверен, что мне нужны еще ответы. Я чувствую умиротворение от воспоминаний, которые восстановил, – объясняю я, облизывая губы и пробуя на вкус соленые слезы, которые собрались на них. – Дыра, которую я чувствовал, заполнилась – она была всем, что я искал.

Когда я беру свою куртку и благодарю доктора Мэллой за ее услуги, она протягивает мне руку для рукопожатия.

– Я рада, что смогла помочь вам, Оливер. Я очень восхищаюсь вашей силой.

Сила.

Раньше я думал, что сила заключается в борьбе.

Достижении целей. Способности выдержать то, что пытается нас уничтожить.

Но истинная сила – это необязательно про победу в битве. Это про то, как именно мы сражаемся. Дело не в самом мече, а в том, как мы им владеем.

А иногда речь идет вообще не о выживании. Речь идет о том, чтобы пережить самую страшную из возможных потерь, душевную боль и горе, независимо от того, доберемся мы до другой стороны или нет. Моя мать пережила невообразимую трагедию. Опустошающую потерю.

В конце концов она не выжила.

Но хотя она и не пережила саму битву, я уверен, что она владела своим мечом с изяществом, достоинством и любовью.

И это истинная сила.

* * *

После приема у психолога я решаюсь навестить Сидни. Прошло три дня с момента нашей ссоры, и я не очень хорошо справляюсь. Она хотела пространства, и я пообещал себе, что дам ей все, в