Дочь убийцы - Джонатан Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был час дня, когда Грейс уехала от «Дикого Билла», оставив на парковке двух ошарашенных бездельников. Если у нее хватит сил, она может добраться до цели за шесть или семь часов. А если устанет, то переночует в Монтерее.
Первые пятьдесят миль Блейдс старалась ни о чем не думать, вытесняя мысли музыкой.
Ничего не вышло. Мозг перебивал Баха, ду-уоп и альтернативный рок, словно неугомонный слушатель на лекции.
Случайный шум превратился в громкий голос-напоминание.
Она убила человека.
Что она чувствует?
Грейс не знала.
Рациональное объяснение очевидно: плохой парень, явная самозащита. Тем не менее это странно. Тот факт, что она лишила человека жизни.
Необратимость.
Похожий на барабанную дробь звук, когда труп ее жертвы летел в каньон, ударяясь о склон.
Ее жертвы.
Убить другое человеческое существо – такое бывает не каждый день. Ее учили, что солдаты с трудом к этому привыкают.
Так что же она чувствует?
Грейс действительно не знала.
Сосредоточься.
Ладно, в таком случае начнем со старой доброй эмоциональной системы. Если говорить о темпераменте, то она описала бы себя как спокойную и уравновешенную. В целом нормальную.
Как это ее характеризует?
Дочь убийцы, заложница генетики? Наследница семейной традиции? Может, она быстрее адаптировалась бы в военной службе, чем большинство людей? К чему-нибудь связанному с убийством, например к профессии снайпера?
Блейдс работала с бывшими снайперами и хорошо представляла себе, что это значит.
Сидеть в засаде, задерживать дыхание, сосредотачиваться на цели, сводить живое существо к мишени.
Смогла бы она так?
Наверное. Если это нужно для выживания. Она всегда стремилась выжить. Именно поэтому она еще здесь.
Но и немного удачи не помешает. Судьба, карма, воля провидения – выбирайте, что вам больше нравится.
Хорошо быть религиозным, верить, что жизнь складывается в цельную картину, вроде огромного пазла. Оглядываясь на свою жизнь, Грейс видела, как рациональный в других отношениях человек может обнаружить закономерность, которой на самом деле не существует.
Несчастная сирота с докторской степенью и домиком на пляже. Настоящее чудо, если подумать, – сказка для Голливуда!
Но для Блейдс это – ее жизнь.
Все же хорошо было бы во что-то верить. Верить, что ей суждено жить.
Тем не менее для выживания нужно не только верить, но и что-то делать – и это снимает проблему. Всё в порядке, она сделала то, что было необходимо.
Грейс повторяла эту мантру, удерживая ногу на педали газа, и лицо Белдрима Бенна, всплывшее из ее памяти, постепенно бледнело, превращалось в едва различимый набросок.
Потом в хаотичные линии.
В точку.
Пока не исчезло совсем.
Почему у нее стали болеть глаза? Звук… бум-бум-бум… Машина подпрыгивала и раскачивалась, и женщина поняла, что позволила себе разогнаться – почти до девяноста миль в час – и перегрузила подвеску.
Она поспешно сбросила скорость. Посмотрела в зеркало заднего вида – ничего, кроме асфальта.
Все будет хорошо.
Еще через двадцать миль заросшее щетиной лицо Бенна снова проникло в ее сознание, и избавиться от него было уже невозможно. Грейс перестала сопротивляться и позволила мыслям течь куда вздумается.
Была ли у него жена? Дети? Живы ли родители? Имел ли он хобби? Если не считать убийств?
Перестроившись в правый ряд, Блейдс еще больше снизила скорость. Но пульс у нее участился. Она чувствовала его на шее, запястьях и лодыжках – все эти точки были словно схвачены стальными обручами. К боли в глазах прибавилась влага…
Внедорожник теперь двигался со скоростью пятьдесят пять миль в час. Пора усмирить собственный мотор.
Достав нарезку из говядины, Грейс сжевала два кусочка. Она работала челюстями, как безумная, пока не заставила мозг освободиться от воспоминаний.
Она спокойно ехала по прибрежному шоссе, когда зазвонил телефон, использовавшийся для звонков Уэйну.
– Дядя?
– Мне приятно быть твоим дядей, но теперь в этом нет нужды, – отозвался адвокат. – Я один.
– Я тоже. Есть новости?
– Получил твое сообщение о Селин Маккинни. Хочу поговорить о сигналах из прошлого. Потребовалось какое-то время, чтобы понять, к кому нужно обратиться, но мне кажется, у меня кое-что есть.
– У нее был ребенок, – сказала Грейс. Девочка, скажи, что это девочка.
– Предположительно в доме Селин, довольно давно, жила девочка, но никто не подтверждает, что она была ее дочерью. Считалось, что это племянница или какая-то воспитанница, потому что Селин никогда не называла ее дочерью и, что еще важнее, никто не знает, что она когда-либо встречалась с мужчиной. Или с женщиной. Политика заменяла ей секс.
– Одинокая женщина живет с чужим ребенком?
– В то время это было не так уж редко, Грейс. Семьи поддерживали тесные отношения и все время брали к себе родственников.
– Сколько лет было девочке?
– Мой источник вспоминает, что шесть или семь, но поклясться не может, и если честно, она не очень хорошо помнит подробности. В любом случае девочка прожила у Селин недолго. Ее видели в доме пару лет, а потом она исчезала.
Блейдс мысленно произвела подсчеты. Сорок шесть или около того сегодня – значит, в то время, когда стало известно о Культе Крепости, ей было чуть за двадцать. В таком возрасте уже можно иметь троих детей.
Приятно, когда все складывается.
– У вашего источника есть какие-нибудь предположения, что случилось с девочкой? – спросила психотерапевт.
– Она говорит, что никогда об этом не задумывалась, и я ей верю. Скажем так: она не отличается любопытством. Когда я начал настаивать, она сказала, что в определенном возрасте юных леди часто отправляют в пансион, но это лишь догадка. Не забывай, что Селин родилась в богатой семье, а ее страстью была политика. Мы говорим о слоях общества, с которыми оба незнакомы, Грейс, но я кое-что знаю об очень богатых людях, потому что мой отец был шофером у клана банкиров из Брентвуда. Всех детей отсылали из дома, чтобы они «развивались». В этом не было ничего необычного. Отец шутил, что, будь у него деньги, он точно так же поступил бы со мной и моими братьями, а сам наслаждался бы жизнью. Ты не расскажешь, почему заинтересовалась Селин Маккинни через столько лет после ее смерти?
– В данный момент это всего лишь гипотеза.