Елизавета II. Королева мира. Монарх и государственный деятель - Роберт Хардман

– Ее Величество желает, чтобы я от нашего имени поблагодарил вас за прекрасное пение детей. Оно нам очень понравилось.

Очевидно, сеть королевских осведомителей прослышала о неудаче, постигшей Гвен. Иначе с чего бы впоследствии ей пришло приглашение на вечеринку в саду Букингемского дворца?

Толпы собирались такие, что сегодня это просто не укладывается в голове. Миллион человек выстроился на улицах Сиднея, где полиции было приказано ехать на поезде, так как дороги были забиты. Еще 120 000 детей заполнили крикетное поле в Сиднее, а 250 000 человек ждали, чтобы просто увидеть, как королевское авто вернется в Дом правительства в конце вечера. Еще миллион человек стоял вдоль дороги от аэродрома в Мельбурне. Снова и снова выходили из строя громкоговорители, когда провода над головой собравшихся обрывались под тяжестью людей, цеплявшихся за них ради лучшего обзора.

В одном штате за другим приезд Королевы становился сбывшейся сказкой. Получил известность подарок, достойный стать австралийской драгоценностью Короны и преподнесенный Королеве обожавшим ее премьер-министром Робертом Мензисом. Изготовленная из оправленных в платину желтых и белых бриллиантов брошь «Акация» – потрясающее изображение не только национального цветка страны, но и национального характера. Это изысканное произведение искусства, излучающее энергию и цвет, было увековечено на портрете 1954 года работы сэра Уильяма Дарджи. Герцог, с другой стороны, был любовно изображен как добрый малый, которому при прочих равных условиях больше по душе было бы выпить пива со своими приятелями. Хотя он выглядел очень счастливым во время осмотра новых производств или военных объектов, он с удовольствием подыгрывал, поддерживая популярный образ. Когда Королева отправилась на скачки в Рэндвик, герцог ускользнул, чтобы посмотреть матч на Сиднейском крикетном поле, где отказался пройти в королевскую ложу и отправился на трибуну. СМИ были в восторге.

Как он объяснял много лет спустя, важно было помнить, что такой маниакальный уровень интереса ни за что не продержится долго.

– Это могло нанести вред, – сказал он Джайлзу Брандрету. – Очень просто было бы и дальше ублажать галерку, но я принял сознательное решение не поступать так. Безопаснее не становиться слишком популярным. Падать будет только больнее.

И это был разумный подход. Всегда бывает следующий раз. И он никогда не похож на предыдущий. Восторженное обожание монархии в 1954 году несколько смутило австралийцев, до сих пор воспринимаших себя как пусть немного неотесанную, но вполне самостоятельную и эгалитарную и амбициозную нацию, увлеченную спортом. Многие с легким замешательством осознавали, что величайшее зрелище в истории Австралии оказалось связано с Королевой, а не спортом (по оценкам австралийского правительства, своими глазами Королеву увидело 75 % населения страны). Эпичные сцены 1954 года хорошо задокументированы во многих книгах и фильмах. «Акациевый» портрет кисти Дарджи стал национальным сокровищем. А что же было потом? История следующего королевского турне по Австралии и Новой Зеландии менее известна, но, возможно, более поучительна. Ибо если турне 1954 года было относительно несложным представлением монарха народу, что же происходило во втором раунде?

Все, конечно же, было сложнее. К 1963 году новизна исчезла, телевидение достигло совершеннолетия, да и королевская чета стала на девять лет старше. Королевский лоск угасал и в Британии. После фиаско в Суэце монархия подверглась нападкам за то, что была оторвана от мира, не последнюю роль тут сыграл знаменитый бортовой залп лорда Олтрингема[168], и сатирики шестидесятых годов вовсю упражнялись в остроумии за счет монархии.

Существует и другой вопрос, также вызывавший глубокую озабоченность, особенно в Новой Зеландии. Недавно обретенная Британией решимость вступить в ЕЭС грозила экономическим коллапсом. Новую Зеландию часто называли главным монархистским владением Королевы. Таким образом, тот факт, что министры в Веллингтоне не слишком рады приветствовать монарха в это конкретное время, отражает глубину чувств. Европейский вопрос также вызывал беспокойство в Австралии, хотя и не в такой же степени. Около 18 % австралийской торговли в начале шестидесятых годов приходилось на Британию. За целых десять лет до того, как Британия вступила, наконец, в Общий рынок, Европа уже влияла на отношения с историческими союзниками, которых большинство в Британии считало ближайшими родственниками.

Королевское турне 1963 года было задумано Робертом Мензисом, ярым сторонником монархии и дольше всего остававшимся на посту премьер-министра Австралии. Он очень хотел, чтобы Королева еще раз прибыла с визитом, например, под предлогом празднования пятидесятилетия Канберры как национальной столицы. Он обсудил этот вопрос лично с Королевой, и она согласилась. Летом 1962 года чиновники из Букингемского дворца принялись строить планы. Конечно, если Королева едет в такую даль, не посетить ли ей и Новую Зеландию? Опасения по поводу заигрывания Британии с Европой были настолько сильны, что новозеландцы медлили с отправкой приглашения. Как писал своему коллеге Личный секретарь Королевы сэр Майкл Адин: «Мы надеемся, что мистер Холиок[169] получивший намек, мог бы предложить Королеве сначала побывать в Новой Зеландии».

Холиок, наконец, понял намек, и Королева вновь отбыла в большое турне на другой конец света, в Новую Зеландию она направилась через острова Фиджи. Однако в этом случае ее подданным-маори досталось куда больше ее внимания, чем в предыдущий раз. Визит Королевы совпал с ежегодными церемониями по случаю подписания в 1840 году Договора Вайтанги между Короной и маори. К 1960-м годам движение протестов среди маори набирало политическую силу, его участники заявляли, что договор соблюдался несправедливо. Правительство Новой Зеландии хотело представить Королеву в качестве гаранта честной игры.

– Именно на этой священной земле вождям маори, когда они уступили суверенитет Короне, были даны клятвы от имени королевы Виктории, – обратилась Королева к толпам, собравшимся в Вайтанги. – Сегодня я хочу вновь подтвердить эти клятвы и заверить мой народ маори, что обязательства, принятые в Вайтанги, гораздо глубже любых юридических положений договора.

Она сказала, что ее долг – обеспечить, чтобы «доверие народа маори никогда не было предано». Для суверена это было очень бескомпромиссное заявление. Упоминание «моего» народа маори не прошло незамеченным. Королева была также твердо настроена дать понять, что, если было в прошлом какое-то предательство, она не имеет к этому никакого отношения.